Кейси Майклз - Маскарад в лунном свете

Томас нахмурился. Его первоначальная версия, что причиной смерти Хервуда стал апоплексический удар, вызванный, вероятно, неуемной радостью по поводу обретения им, как он верил, бессмертия, лопнула как мыльный пузырь.

— Висящим там? Ты хочешь сказать, сэр Ральф повесился?

Слуга энергично закивал.

— Поэтому он, наверное, и отослал нас всех, или так, во всяком случае, сказал мне констебль, когда я привел его сюда. Чтобы, значит, никто ему не помешал. И вот теперь мне придется снимать его и готовить к погребению, и это, скажу вам откровенно, сэр, мне совсем не нравится. Совсем не нравится.

— Я могу тебе помочь, — предложил Томас. Ему хотелось увидеть тело Ральфа и лично убедиться в его смерти. Он вдруг вспомнил, как Хервуд сказал, что, возможно, попросит его помочь ему вынести кое-что из дома сегодня утром, но вряд ли он имел в виду труп. А может, именно о трупе он и говорил? Не дошли ли отношения между мошенниками до того, что «бессмертный» Хервуд решил убрать Лейлхема! О Господи! Все это становилось слишком уж запутанным… и слишком опасным.

Слуга, чуть ли не кланяясь ему на каждом шагу, провел Томаса в дом, и вскоре они уже стояли в чистенькой и просто обставленной гостиной, главной достопримечательностью которой, несомненно, был сейчас висевший в петле сэр Ральф.

Он был мертв. В этом не могло быть никаких сомнений, подумал Томас, глядя в остекленевшие глаза Хервуда и стараясь не обращать внимания на его почерневшее лицо. Медленно он обошел комнату, отмечая про себя упавший стул, связанные вместе шнуры от гардин и совсем небольшое расстояние от пола до кончиков ботинок сэра Ральфа. На память ему пришло описание смерти Жоффрея Бальфура в исповеди Хервуда. Каждая строчка дышала прямо-таки паническим ужасом перед подобной участью.

Кто-кто, а Хервуд уж никак не мог совершить самоубийства. Не мог человек, страстно жаждущий жить вечно, покончить с собой. А уж о повешении вообще не могло идти и речи.

Подойдя к камину, Томас слегка дотронулся до узла на ручке заслонки, затем опустил глаза и вдруг заметил в пепле несколько обгоревших клочков бумаги. Подняв один из них, он прочел на нем написанные рукой Хервуда два слова: «Вильям»и «исповедь».

Хервуд, конечно, мог сам сжечь черновик своего признания. Томас бросил взгляд на тело, на тщательно связанные вместе шнуры. Да, это было возможно, но маловероятно. Хервуд, несомненно, оставил бы себе хоть одну копию; такой уж он был человек. Что он там писал о Маргарите? О страсти к ней Лейлхема?

Томас наморщил лоб, пытаясь вспомнить, и в его мозгу всплыли строчки:

«…Как он отреагировал бы, узнай он об американце, о том, что его драгоценная Маргарита, скорее всего, стала любовницей Томаса Донована? Он бы убил ее, вот что он сделал бы!..»

Убил ее? Убил ее!

Томас посмотрел на каминные часы. Было уже почти девять. Марко с Пэдди должны были прийти на Портмэн-сквер лишь к одиннадцати…

Маргарита все еще находится в полном неведении… Она и понятия не имеет, что Лейлхем на самом деле убил ее отца. Она не знает, что Лейлхем убил и Ральфа и нашел черновик его признания, не знает о страсти к ней графа. Ей не известно, что, связавшись с одним невероятно глупым американцем, она подвергла себя смертельной опасности, поскольку Вильям теперь не только ненавидит ее, но, возможно, и подозревает в организации расправы над его приятелями. При всех его странностях, Лейлхем был отнюдь не дураком. Рано или поздно он догадается о той роли, какую она сыграла в этом деле, если уже не догадался.

Но Маргарита пока ничего этого не знает. Задуманный ею блестящий план мести близился, по ее мнению, к успешному завершению, и она, несомненно, была совершенно уверена в своей окончательной победе. К тому же, зная ее, можно было не сомневаться, что при встрече с Лейлхемом она не откажет себе в удовольствии еще и поддразнить его, намекнув на свои прежние победы, для того только, чтобы увидеть, как он кипит от бессильной злобы.

Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы она еще спала!

Бросив на пол обгоревший клочок, Томас шагнул к двери. Он должен увидеться с Маргаритой, прижать ее к груди… сейчас же! Нет! Сначала он расскажет обо всем Марко с Пэдди, а уж потом отправиться на Портмэн-сквер и увезет Маргариту из Лондона — даже если для этого ему придется связать ее и засунуть ей в рок кляп!

— Послушайте, сэр! Куда вы уходите? Вы ведь сказали, что поможете мне.

— Я? — Томас обернулся. — Думаю, все же нет. Вот, держи, — он кинул слуге монету. — Найми кого-нибудь себе в помощь. Но на твоем месте я лучше сходил бы за тем полицейским, который был здесь, и задал бы ему один вопрос.

— Вопрос? Какой вопрос? — удивленно спросил слуга, убирая монету в карман. — Зачем мне это надо?

Томас криво усмехнулся.

— Затем, что тебе, возможно, захочется послушать, что он скажет по поводу того, как мог твой хозяин повеситься со связанными за спиной руками.

— Как она сегодня утром, Мейзи? — спросил Томас, едва служанка вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. — Можно мне к ней?

Мейзи покачала головой.

— Нет, сэр, и вы попусту тратите время, бродя здесь по коридору. Она не хочет никого видеть, даже сэра Гилберта. И кто может ее в этом упрекнуть? Она все равно что вновь потеряла их обоих, и мать и отца, узнав, что сделали с ним эти злыдни, и вспомнив, как убивалась Виктория после его смерти. Она перестала плакать, но именно теперь я и боюсь за нее болыпе всего.

— Я тоже, — сказал Томас, вспоминая душераздирающие рыдания Маргариты, когда она прочла несколько подправленную ими исповедь Хервуда, ее решительное нежелание, чтобы он ее утешал, и то, как она все больше и болыпе замыкалась в себе по мере того, как они удалялись от Лондона.

— Я знаю свою девочку, и она явно не удовлетворится королевским правосудием, что бы вы там ей ни говорили о своем намерении послать письмо Его королевскому высочеству. Нет, только не Маргарита. Вы знаете, она сожгла все эти бумаги вчера ночью, как только мы приехали в Чертси. Я не смогла ей помешать. И вряд ли смогу остановить ее, когда она решит расправиться с графом. Я вижу, она уже подумывает об этом. Вы уверены, что он не приехал к себе в Лейлхем-холл?

— Вполне. Марко с Пэдди ищут его, но он как в воду канул. Его нет ни в Лондоне, ни здесь.

Мейзи хлюпнула носом и поднесла к глазам край своего белого фартука.

— Я с самого начала говорила ей, чтобы она этого не делала. Но она же упрямая. Всегда была такой, сколько помню. «Никто не узнает, что это я, Мейзи». Вот и весь ее ответ. «Я лишь хочу заставить их немного пострадать, как страдала я, когда умер папа». Вот что она мне сказала. Она, видите ли, пообещала себе это сделать! Ну, и кто теперь страдает, мистер Донован? Моя девочка, вот кто!