Джудит Айвори - Право первой ночи

— Ох, — снова вздохнула Винни. — До чего хорошо!

— Итак, что они говорили вам, когда вы вели себя плохо? — напомнил Мик. — И что делали?

— Кто? — Она с неохотой отвела глаза от своей ноги у него на коленях: продолжение этой игры явно застало ее врасплох.

— Ваши родители.

— Мои родители никогда ничего не говорили.

— Неужели? Ни единого слова? — Это было для Мика неожиданностью. — Но кто-то за вами присматривал?

Винни отвернулась.

— Гувернантка? — предположил Мик.

Она впилась в него глазами так, словно он прочел ее мысли.

— Так что же она говорила? Или делала?

— У меня было великое множество гувернанток, — буркнула Винни. И тут же добавила: — Мисс Нибитски.

— Вот-вот, мисс Нибитски, — подхватил Мик, который уже добрался до ее икры и принялся ее массировать. — И что же говорила мисс Нибитски, когда сердилась на вас?

— Она бы сказала так: «Ах ты, маленькая негодница, я переломаю все твои игрушки, если не будешь слушаться!» — Тут Винни стало и смешно и неловко. — Я никому об этом не рассказывала. Как-то странно обсуждать подобные вещи со взрослыми!

— Вовсе нет! — Он покачал головой, всем своим видом выражая искренний интерес. — И она действительно могла их сломать?

— Я просто делала вид, что игрушки меня совершенно не интересуют и она может делать с ними, что захочет. — Винни пожала плечами. — А однажды она взяла да отменила мой день рождения. Сказала, что я просто не доросла до шести лет. И что мне придется ждать еще целый год.

— Ну и дрянная баба! — в сердцах воскликнул Мик. Он даже поежился, сидя на полу. — И вы никому не пожаловались?

— Кому? Отец просто отмахнулся бы и попросил не беспокоить его по пустякам. Мать не поверила бы и рассердилась.

Мик нахмурился, продолжая массировать ее все так же осторожно и ритмично.

— И все-таки... Может, вы и в самом деле не желали ее слушаться? — Он во что бы то ни стало должен был докопаться до сути и выяснить, какие детские страхи до сих пор сковывают каждый ее шаг на пути к внутренней свободе. — Или хоть немного шалили?

Она промолчала. Мику пришлось наклониться, чтобы заглянуть ей в лицо. И его совсем не обрадовало то, что он увидел.

— Для нее не существовало слово «немного»? — с тревогой предположил он. — Она вас била? Она действительно вас била?

Его еще сильнее расстроила та поспешность, с какой Винни попыталась оправдать свою истязательницу:

— Она всего раз отстегала меня тростью! И сказала, что, будь я мальчиком, меня отправили бы в частную школу. И там за такие проделки воспитатель ставит учеников на колени и... — Ее голос задрожал и прервался. Она умолкла, не в силах продолжать.

Мик выпустил ее ногу и аккуратно поправил подол. Он откинулся назад, опираясь на одну руку и прижав другую к своей бритой губе.

— Что случилось? — Винни тут же решила, что чем-то расстроила его.

И не ошиблась. Подробности ее детства так подействовали на Мика, что хладнокровному истребителю крыс изменила выдержка. Ему очень захотелось добраться до этой мисс Нибитски и наказать ее за столь неоправданную жестокость.

— И ваши родители об этом знали?

— Скорее всего — да.

Мик слышал, что из частных школ выходят законченные снобы. Он понятия не имел ни о существовавших там непомерных строгостях, ни о безнаказанности гувернанток и всерьез полагал, что порка и стояние на коленях являются исключительной прерогативой сиротских приютов и работных домов.

— На самом деле я вовсе не так уж... — все еще пыталась оправдываться Эдвина.

— Нет, Вин! — сердито перебил ее Мик. — Человека нельзя считать благородным, если он позволяет себе внушать такой ужас собственным детям! Или что еще хуже — платить кому-то за такую работу! На поверку представители этого вашего высшего общества ведут себя... — он задумался на секунду, теперь ему гораздо легче было найти подходящее слово: — как варвары!

— Я стала бояться всего на свете задолго до того, как она...

— Это ужасно!

— А ведь это было ужасно — то, что она делала, правда? — Винни посмотрела на него так, словно осознала это впервые в жизни. И хмуро добавила: — Вы теперь будете меня презирать?

— Ни за что! — Он со смехом вскочил и поднял ее с пола. — Т-с-с! Ох, Винни!

Ему вдруг ужасно захотелось домой. Сердце заныло от сладкой тоски по болотистым пустошам и утесам на морском берегу, где он мог часами бродить, не зная усталости, потому что знал: у него есть дом и семья, где ему всегда рады.

— Позвольте мне рассказать вам про Корнуолл, — сказал Мик, снова опускаясь на пол и увлекая за собой Винни, так что она оказалась у него на коленях. Он поцеловал ее в макушку и начал свой неторопливый рассказ.

Он говорил обо всем, что приходило на память. О том, как любил играть в развалинах кельтских замков, не задумываясь о том, чьи руки возводили эти древние стены. Он просто считал эти замки своими. Он вспоминал, как водил гулять на берег младших братьев, а потом и сестер, пока их компания не разрослась до четырнадцати сорванцов-погодков.

— Как много детей! — заметила Винни.

— Мама была католичкой. Если Господь наградил ее ребенком, она испытывала радость. Она готова была принять под свое крыло даже чужих детей. Так случилось с моим братом Брэдом. Его мать умерла, а отец так его лупил, что он сбежал из дому и поселился у нас. И стал самым настоящим Тремором.

— Наверное, ваш отец помогал матери воспитывать детей? — предположила Винни.

— Боже упаси! Мой папаша отчалил после рождения то ли четвертого, то ли пятого ребенка!

— Но откуда же тогда взялись остальные? — Святая простота! Винни явно поразила такая подробность.

— Господь управил! — с добродушным смешком пояснил Мик. — Так любила говорить матушка. Непорочное зачатие. Она становилась сама не своя, когда речь заходила о Боге. — Он снова добродушно рассмеялся. — Она желала нам добра. И старалась по мере сил внушить и нам свою веру, но в итоге только запугивала до смерти младших детей. Они всегда бежали жаловаться ко мне, а я вытирал им слезы и утешал: дескать, Боженька не станет вас наказывать! Он вас любит! И мама тоже вас любит, но вы слишком рассердили ее, а у нее не поднимается рука отлупить вас как следует, хотя вы это заслужили!

Мик перевел дух и продолжил:

— Когда я подрос, то стал считать своим долгом внушить им хоть немного почтения к матери и в то же время заставить слушаться. Какой прок запугивать малышей небесными карами и вечным проклятием? И я всегда им говорил: «Вы не очень-то радуйтесь, потому что вместо мамы вас могу выдрать я! А у вашей мамы слишком доброе сердце. Она не решается поднять на вас руку и поэтому пугает смертными грехами!» И вы знаете, это действовало! Мы все любили ее и старались ей помочь.