Елена Арсеньева - Короля играет свита

Внезапно что-то явилось пред Алексеем — сгусток тьмы отделился от мохнатого ствола пальмы и обрел очертания худощавой невысокой человеческой фигуры, облаченной в черный короткий мундир.

— О господи! — воскликнул от неожиданности наш герой. Человек в черном коротко хохотнул, и этого звука было вполне достаточно, чтобы Алексей узнал его и понял: не бога надо призывать, а дьявола. Ведь из мрака зимнего сада, словно из бездны ада, явился один из несомненных подручных врага рода человеческого.

Нет, не черт это был и не бес, а… Бесиков

Вечером, уже после ужина в Михайловском замке, в доме Палена собрались обычные гости. Николай и Платон Зубовы, Беннигсен, Александр Аргамаков и Петр Талызин из Преображенского полка, командир Кавалергардского полка Уваров, граф Петр Толстой и Депрерадович — командиры полка Семеновского, князь Борис Голицын и Петр Волконский, любимый адъютант великого князя Александра, капитаны Иван Татаринов и Яков Скарятин, поручик Сергей Марин и корнет Евсей Гарданов, бывший секретари императрицы Екатерины Трощинский, отставной полковник Алексей Захарович Хитрово и некоторые другие фигуры, которым было предназначено играть ведущую роль в будущем перевороте.

Одноногий Валерьян Зубов не явился — как, впрочем, и вполне здоровый Никита Панин. Однако хватало и собравшихся. Все были в полных мундирах, в шарфах и орденах, как если бы готовились к параду — или смертельному бою. Гостям разносили шампанское, пунш, дорогие вина. Не пили только хозяин дома и Беннигсен. Наконец Пален произнес краткую, сдержанную речь. Он говорил о бедственном положении страны, о том, что самовластие императора губит ее, и есть только одно средство предотвратить еще большие несчастья: принудить Павла отречься от трона. Сам-де наследник признает эту решительную меру и подтверждает свое согласие тем, что прислал в ряды заговорщиков своего любимого адъютанта.

Речи о будущей участи императора не было. Пален, конечно, отдавал себе отчет в том, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, да и Зубовы едва ли были преисполнены иллюзий, однако остальным и в голову не приходило, что жизни Павла может угрожать серьезная опасность. Мало кто помнил одного из первых организаторов сего комплота, Осипа де Рибаса, умершего прошлым декабрем. Он любил повторять, как пишут в пьесах, “в сторону”: “Понадобится везти низвергнутого императора в крепость по Неве, а ветреной ночью, на холодной, бушующей реке всякое же может статься…”

Наконец заговорщики были готовы выступать. Уже к полуночи генерал Депрерадович с первым Семеновским батальоном, полковник Запольский и князь Вяземский с третьим и четвертым батальонами Преображенского полка выступили на сборное место у верхнего сада подле Михайловского замка.

Было темно, дождливо и холодно,

Заговорщики разделились на два отряда: один под началом Беннигсена и Зубовых, другой под предводительством Палена. Впереди первого шел также адъютант лейб-батальона преображенцев Петр Аргамаков, брат генерала Александра Васильевича. Он исправлял должность плац-адъютанта замка. Петр Аргамаков обязан был доносить лично Павлу обо всех чрезвычайных происшествиях в городе: о пожарах и прочем. Император доверял ему безоговорочно, вплоть до того, что Аргамаков имел право даже ночью входить в царскую опочивальню. Ценность его для заговорщиков была неизмерима, потому что только по его требованию во всякое время дня и ночи сторож опускал мостик для пешеходов через водяной ров. Без этого моста попасть ночью в замок было бы невозможно. Зубов и его сообщники уже подошли к замку и пересекли мост, опущенный Аргамаковым, Генерал Талызин двинул батальоны через верхний сад и окружил ими замок.

В этот сад на ночь всегда слеталось бесчисленное множество ворон и галок; перепуганные движением людей птицы огромной каркающей тучей взвились над садом. Многие приняли их крик за дурное предзнаменование.

Особенно встревожен был генерал Талызин, он недоумевал, он нервничал: по начальному плану его группе предписывалось идти прямиком во дворец, двигаться в опочивальню императора. Пален изменил распорядок буквально за час до выступления, Талызин не мог возразить, не вызвав к себе подозрений. А подозревать его было в чем. Ведь Петр Александрович намеревался всего-навсего с триумфом спасти императора, поджидая его в спальне Марьи Федоровны и распахнув спасительную дверь в самую опасную для Павла минуту. Он намеревался явиться этаким ангелом-хранителем и позволить императору бежать. Талызин был в душе такой же актер, как и сам Павел. Он обожал эффектные сцены и намеревался сегодня разыграть одну из них. По его замыслу, Павел должен был немедленно приблизить к себе своего отважного спасителя! Палену предстояло отступить — честолюбивый Талызин мечтал стать генерал-губернатором и первым министром. Но он мечтал отодвинуть не только Палена, но и отца Губера и самому занять то место, которое захватил в сердце и приемной государя пронырливый иезуит.

Беда в том, что во времена Павла воинские звания частенько давались отнюдь не, за участие в боевых действиях. Талызин получал свои в основном за приверженность к идеалам мальтийского креста и масонских “строительных инструментов”. Он не был научен планировать боевые действия и тем более думать об их последствиях. Именно поэтому перемена Паленом рекогносцировки поначалу повергла его в глубокую растерянность. Из-за этого человека срывалась его вторая попытка помешать цареубийству! Впервые он поверил в то, что заговор возможен.

Как и все неуравновешенные, склонные к мистицизму люди, Талызин немедленно начал искать в провале своих планов некий знак свыше. Искал, искал… наконец нашел, вспомнив письмо великого Князя, столь необдуманно доверенное ему графом фон дер Паленом. Теперь Талызин знал, что все свершается лишь для того, чтобы он с помощью этого письма мог держать в руках будущего императора!

С этой минуты генерал вполне успокоился и прилежно следовал всем командам Палена, ожидая успеха государственного переворота с тем же нетерпением, что и все прочие заговорщики.

Зубов и Беннигсен со своими подчиненными бросились прямо к царским покоям. От спальни их отделяла библиотека, в которой крепко спали два лакея. Разбудив их, Петр Аргамаков велел отпереть двери прихожей, примыкавшей непосредственно к спальне, уверяя, что пришел к императору с чрезвычайным сообщением о пожаре в городе, как и предписывал ему регламент. Один лакей каким-то образом понял, что Аргамаков лжет, и начал звать на помощь. Его уложили ударом сабли. Он, впрочем, был только оглушен. Фамилия его была Корнилов; после переворота его взяла в число своих слуг вдовствующая императрица и наградила домом и пенсией.