Елена Арсеньева - Первая и последняя (Царица Анастасия Романовна Захарьина)

Он умолк. Мгновение Иван смотрел на него с детским слепым восторгом, потом прошелестел пересохшими губами:

— Кто ты?

— Сильвестр из Новгорода. Пришел служить тебе, государь, в трудный час, в годину испытаний.

— Служить, вразумлять, вдохновлять! — воскликнул Иван, глядя на черноризца снизу вверх, хотя они были одного роста. Впрочем, рядом со статным, широкоплечим Сильвестром молодой царь казался худощавым юнцом-переростком. — Станешь моим духовником! Будешь служить в Благовещенском соборе!

Анастасия хотела напомнить, что собор сгорел, но не решилась слово молвить, увидев лицо мужа. Тем же фанатичным огнем пылали глаза Алексея и Данилы Адашевых, Курбского, молодого царедворца Игнатия Вешнякова — да почти всех собравшихся. А может быть, подумала она робко, с этим новым советником — пророком Сильвестром — и ее муж исполнится милосердия, и она сама обретет счастье?

Надежды сии длились недолго — лишь до ноября.

Дочь Анастасии и Ивана, первенец их, родилась в середине ноября — на две недели позже срока, — а к вечеру того же дня и умерла. Окрестить ее живой не успели, однако царица велела назвать Анной — больно уж печальным и горьким казалось ей это имя.

Государь, передали Анастасии, тоже был в большой и глубокой тоске. Но поскольку в комнату, где разрешилась от бремени женщина, три дня никому, кроме мамок и нянек, не дозволялось входить, мужа она и не ждала, пока не вымыли родильную и не прочитали во всех углах очистительную молитву. Ей же самой еще шесть недель нельзя было показаться на люди.

Она беспрестанно вопрошала себя; за что ее так покарал Бог, — и не находила ответа. Разве что за пустяшное что-нибудь, вроде греха уныния или слишком крепкой любви к радостям постельным. Ну и что? Чай, с родным мужем радовалась, не с кем попало! А Господь — он иной раз бывает до того мелочен, что аж досада берет. Распутникам разным все с рук сходит, а стоит царице мысленно согрешить — тут же и грянул гром небесный. Дочка Анастасии умерла, на свет белый не полюбовавшись, а вон, по слухам, Магдалена в Коломенском родила сына… Пусть и значится он под какой-то там благопристойной фамилией, но каждому известно, что сын Адашева. Вот уж где грех так грех! Однако же Адашеву все сходит с рук. И Сильвестр его не попрекает, а царя кусательными словами, просто-таки изгрыз: потому, дескать, погибло твое первое дитятко, что зачато оно было в те дни, когда зачатие запрещено и блуд греховен.

Сильвестр уверяет: по воскресеньям, в праздники Господни, и в среду, и в пятницу, и в святой пост, и в Богородицын день следует пребывать в чистоте и отказываться от блуда. Однако же свадьбу государя с Анастасией играли в субботу, и мыслимо ли было им «воздерживаться от блуда» в воскресенье — то есть на другой же день после свадьбы? Для чего тогда стелили им постель на снопах и семи перинах, как не для чадородия?

Она высказала это мужу. А тот лишь печально усмехнулся и сообщил, что Сильвестр, оказывается, уже который год пишет некую книгу под названием «Домострой» и в книге той научает людей, как жить.

Иван Васильевич рассказывал о «Домострое» с ребяческим восторгом, но Анастасия ощутила вдруг глубочайшую тоску при мысли о том, какое наставительное занудство выйдет из-под пера Сильвестрова. Уж наверняка он сурово ограничит все супружеские радости, и государь Иванушка, который плотью буен, однако пред нравственными страшилами слаб, что дитя малое, станет его беспрекословно слушаться.

Анастасия просто поражалась, какое огромное влияние имели на ее супруга трое премудрых и прехитрых мужей — Сильвестр, Андрей Курбский и Алексей Адашев. Поистине он шагу теперь не мог ступить, не посовещавшись с ними! Называл их избранными среди прочих, а совет с ними назвал Избранной Радой.

Анастасия ревновала не к женщинам — к мужчинам. Она любила мужа с каждым днем все крепче, все жаднее. Говорят, это грех — ведь более всего надобно любить Бога, а ежели так полюбишь человека, то и против Бога согрешишь. Видимо, истинно это, потому что за грех свой Анастасия теперь частенько была наказываема.

Как ни тщился государь следовать наставлениям многомудрого и сурового наставника и восходить на ложе к супруге только в разрешенные дни, брак их по-прежнему не был благословлен детьми. После бедняжки Анны за три года родились еще две дочери, Мария и Евдокия, но и они умерли во младенчестве. Царь был непрестанно занят, горе свое в трудах и заботах развеивал, отстраивая Москву после пожара, а царице только и оставалось, что сидеть, подпершись локотком, да плакать, и частенько ей казалось, что выплакала она со слезами всю свою былую красоту.

А в последнее время к ее неизбывному горю прибавились еще и новые», страшные беспокойства: задумал государь идти воевать Казанское царство!

Все русские знали: Казань — ад на земле. Не было от казанцев покою ни черемисе луговой и горной [3], ни булгарам [4], ни другим поволжским племенам — а пуще всего русским людям. Казанцы уводили с собой в рабство толпы пленников, разлучая детей с родителями, мужа с женой и убивая всех, кто осмеливался оказать им малейшее сопротивление. Старикам, которые не могли выдержать долгого пешего пути, они отрубали руки и ноги, бросая тела истекать кровью при дороге, а младенцев поднимали на копья или разбивали их головы о стены. В Казани тех пленных, которые отказывались принять басурманскую веру, жестоко убивали, а остальных продавали в рабство, как скотину.

Дважды, в 1548 и 1550 годах, ходил Иван Васильевич на Казань. Он выступал поздно осенью, и его заставала в пути зима. Войско вязло в снегу. Пушки тонули в Волге. Служилые люди спорили из-за первенства перед царем и забывали, зачем вышли в путь: не богатства нажить, а разбить поганых татар!

Анастасия, провожая его в оба похода, недоумевала: зачем идти в заведомую распутицу? Даже родня к родне в такую пору не ездит, ждет либо твердого санного пути, либо летней суши. А уж на врага и подавно нельзя трогаться по непролазной грязи!

Вообще-то сборы начинались ранним летом, когда дороги были хороши. Царские гонцы извещали бояр, чтоб выходили из вотчин с полками и двигались в Москву. Но… долго русская рать собиралася! Пока войска, заплетаясь нога за ногу, доберутся до Москвы — тут не только вязкие осенние дожди пойдут, но и белые мухи полетят!

Дважды, чуть ли не со слезами бессилия, царь приказывал своему войску отступить, а по следу его шли одерзевшие казанцы и опустошали Русскую землю.

Поговаривали в Москве, что третьего похода не будет, однако весной 1552 года начались новые сборы.

Анастасии, как всякой жене, хотелось вцепиться в мужа обеими руками и никуда не пускать. Все большие и малые обиды были забыты, и даже горе от потери дочерей не казалось страшнее разлуки с государем. Иванушкой. Вдобавок она снова была беременна. По всем приметам выходило, что на сей раз родится сын. Первое дело, не тошнило ни минуточки, не то что когда дочерей носила! В те поры все нутро наизнанку выворачивало, теперь же только оттого, что месячные дни прекратились, и поняла, что снова сделалась непраздная. Ела она много и охотно. Кроме того, бабки щупали царицу и сообщили: плод лежит на правой стороне, и когда государыня сидит, она правую ножку вперед протягивает. Мальчик будет наверняка. Если бы левую протягивала, была бы девочка. И плод лежал бы на левой стороне.