Пэррис Бондс - Хранительница Грез

— Как вы догадались, что я не видела Дерева?

— Я следовал за вами с момента, как вы вышли из отеля.

Энни подумала, что звать на помощь бесполезно: она была одна или почти одна в глухом парке.

— Вы тоже остановились там?

— Я приехал в город, чтобы повидать сына. Он учится в Мельбурнском университете.

Энни улыбнулась, и мужчина улыбнулся в ответ. Он был достаточно крупным, но невысокого роста с привлекательной улыбкой, в которой было что-то беззащитное.

— Откуда вы?

— Эчука. У меня там пристань на слиянии рек Мюррэй и Кэмнэспи.

Энни оказалась права: романтический незнакомец оказался стокменом. Несмотря, что сам Тимоти Абернати вряд ли относил себя к их числу.

Они прежде не встречались, но Энни кое-что слышала о нем. Его пристань стала центром местной коммерции и торговли, претендуя называться австралийским Чикаго. Пристань могла принимать семь речных пароходов одновременно. В свои сорок с небольшим Тимоти уже похоронил двух жен.

Да, она слышала о Тимоти Абернати, и он слышал об Энни, но знал ли он, что одинокая женщина в парке была именно Энни Трэмейн? т — А вы? — спросил он, поставив ногу в черном сапоге на скамью и опершись руками на колено.

— Я туристка и приехала на открытие завтрашнего праздника.

— А что делаете сегодня вечером?

— Сегодняшний вечер для волшебства.

— Тогда давайте творить его вместе, вы не против? — предложил он ей свою руку.

Энни чувствовала, что поступает глупо, но оперлась на предложенную руку. Ей хотелось чего-то необычайного, романтического и вообще просто верить, что мужчину и в самом деле заинтересовала ее внешность.

— Сначала сказочное Дерево, миледи, а затем Китай-город.

Энни взглянула на него. Он был определенно крупным мужчиной.

— Китай-город?

— Самая подходящая часть Мельбурна для празднования Муумбы.

Они болтали о пустяках, прогуливаясь по направлению к дереву.

— Я часто думаю о том, чтобы, приехав в город на праздник, взять в аренду каноэ, но затем спросил себя: а зачем об этом беспокоиться? Такие вещи больше подходят для молодых, ищущих романтики, а в моем возрасте…

— Я думаю, что не только молодые имеют право на романтику.

Ни она, ни он не выдумывали подставных имен. Под нависающими ветвями сказочного Дерева мужчина написал свои инициалы.

— А ваши? — спросил он.

— «Э. Т.». — Она наблюдала, как он выводит ее инициалы сразу же под своими и обрамляет их силуэтом сердца.

Затем они направились в центр города, где по случаю Муумбы улицы были разукрашены и заполнены народом. Люди толкались, шумели, костюмы ряженых представляли все персонажи от Клеопатры и до кенгуру.

У крикливого уличного торговца Тимоти купил бутылку местного вина и предложил ей. Энни сперва отказывалась, но затем все же отхлебнула прямо из горлышка.

— Пряно, крепко и вкусно, — сказала она, едва не закашлявшись, переводя дух и при этом улыбаясь.

Китайский квартал на Литтл-Бурки-стрит представлял собой узенькую улочку с множеством магазинчиков, ювелирных лавчонок, прачечных и ресторанчиков. Декоративные бумажные фонарики, расписанные яркими кричащими красками, создавали впечатление, что, попадая на эту улицу, входишь в таинственный мистический мир. Аромат благовонных курений и сандалового дерева смешивался с запахом пряностей, жареной рыбы и манящим к себе ароматом зеленого чая.

Огромный плакат, написанный киноварью, приглашал посетителей в дом Фонга. Тимоти выбрал столик, расположенный так, чтобы было удобно наблюдать за происходящим на улице, и заказал чай.

— Я полагаю, что вина нам уже достаточно, — сказала Энни. — Я уже порядком захмелела.

— Ага, но сегодня вечером мы должны парить на крыльях веселья и радости. Это время для волшебства, разве нет?

— Почему вы последовали за мной?

— Какой бы мужчина в здравом уме смог бы устоять? Ваши красные волосы были зовом сирен.

Ее глаза расширились. — Вы ведь знаете, кто я?

В эту самую минуту по улице прошла процессия, сопровождаемая взрывами петард. Огромные красные змеи, трещащие факелы, пятидесятиметровые львы и драконы из папье-маше. Тимоти подождал, пока мистерийная процессия пройдет мимо, и затем сказал:

— Каждому известно, кто вы.

— Н-да, но мы ведь не были прежде друг другу представлены.

— Нет. — Краска прилила к его лицу. — Я видел, как вы расписывались в регистрационной книге отеля.

Энни почувствовала, как неприятно застучало сердце — сигнал, что восхищение мужчин, завязывающих знакомство, неискренне, и единственной их целью являлось достижение своих меркантильных целей.

Разве Тимоти Абернати предполагал, что пришествие железной дороги в безлюдную сельву разрушит его годами отлаженный бизнес?

Энни посмотрела в его усталые глаза и увидела, что должна была увидеть раньше: отчаяние. Но теперь она и сама ощутила отчаяние оттого, что обречена жить в одиночестве.

Ты победила, Нана.

1886

Дэн проглотил комок, подступивший к горлу. Наблюдая! как Луиза кормит грудью дочь, он вспоминал, как раньше думал, что никогда не сможет полюбить другого человека так же сильно, как Кай.

Десятимесячная Шевонна ворвалась к нему в душу и взбудоражила сердце своим еще никому не понятным языком и открытой улыбкой.

«У нее твоя утонченная красота, Луиза». — Разумеется, лицо Шевонны ни одной черточкой не говорило о том, что она его дочь. Ни единой черточкой.

Взгляд жены переместился на Дэна. Удивление, а затем и удовольствие отразилось в ее ровном, обычно бесстрастном голосе:

— Об этом еще рано говорить определенно, потому что ее глаза еще могут изменить цвет.

— И ее волосы. — Он потрогал кончиками пальцев кудряшки медового цвета. Радость, обретенная им в Шевонне, проложила между супругами мостик через реку конфликтов и дисгармонии.

— Рабочий Союз приглашает нас на благотворительный обед через две недели, ты не хочешь пойти?

Ее голос с ярко выраженным американским акцентом несколько смягчился. — Я не против, пожалуй.

Дэн и Луиза редко выходили вместе в свет в большинстве случаев потому, что Дэн, как правило, отказывался от любых предложений появиться в сиднейском обществе. Может быть, он просто не хотел встретиться со своей сестрой. Он слышал, она поднималась все выше в обществе, и теперь в списках приглашенных ее имя стояло в числе первых, несмотря на ее несколько эксцентричное поведение.

Легким движением Луиза поправила темно-красное домашнее платье и чуть смущенно улыбнулась. — Неудобно об этом говорить, но мне нечего надеть. Когда я вынашивала Шевонну и теперь, когда кормлю ее, я немного прибавила в весе, и прежние наряды мне уже малы.

— Значит, самое время обратиться к лучшему модельеру Сиднея. Ты стала слишком мила, чтобы отказываться от обеда из-за одежды, Золушка.