Настасья Бакст - Запретное влечение

— Юлия! — Квинт окликнул дочь, которая как зачарованная смотрела на Септимуса Секста, который отошел от их места, чтобы занять свое место, рядом с Корнелиусом Агриппой.

— Что… Что, папа? — Юлия не сразу обернулась к отцу, но когда все-таки их глаза встретились, Квинт увидел совершенно другую дочь. Эти влажные, лихорадочно блестящие глаза, словно у пьяной. Эта блуждающая, отрешенная улыбка. Этот румянец, полуоткрытые губы… Неужели это произошло? Неужели Септимус Секст смог влюбить в себя дочь Квинта за считанные минуты?

Весь вечер Юлия неотрывно смотрела на Секста. Он принял участие в беседе с философами, очень удачно ссылаясь на греческие философские школы, с которыми Юлия была знакома, благодаря Лито, и проявил удивительное остроумие и отличное понимание самых сложных и спорных моментов. Юлия слушала его голос как музыку, все больше и больше попадая под влияние непобедимых чар Секста. Он был умен, весел, остер на язык, и так красив… Зеленые глаза, прямой нос, четко очерченный подбородок, красивый чувственный рот… Должно быть, так выглядит Марс-бог войны. Не укрылось от внимательных глаз девушки и то, что все женщины вокруг смотрели на Секста с вожделением, но он был холоден к улыбкам, взглядам, и даже весьма откровенным фразам, в которых содержалось явное приглашение.

Юлия отчетливо запомнила момент, когда к ее отцу подошел старый Корнелиус Агриппа, неприятный старик. Лицом он напоминал ящерицу. Он приходился Септимусу Сексту дядей, и был назначен опекуном, после загадочной смерти родителей Септимуса. Корнелиус Агриппа попросил Квинта пройти с ним на террасу для важного разговора. Юлия посмотрела в сторону Секста и увидела, что тот смотрит на нее и улыбается точно также как и два часа назад, когда она увидела его стоящим возле колонны. Взгляд его был неприлично долгим. Это снова привлекло всеобщее внимание. Юлия трепетала, но все же нашла в себе силы капризно надуть губы и горделиво отвернуться. Она ожидала, что Септимус подойдет и заговорит с ней. Однако, через несколько минут, снова взглянув в его сторону, она увидела, что Септимус отвернулся, и завел разговор с генералом Клавдием Севером, который недавно стал всеобщим посмешищем. Он долгое время, с настойчивостью осла, добивался благосклонности одной греческой гетеры, которая уклонялась от свидания с ним всеми возможными способами. Клавдий издержал состояние на подарки ей, чуть было не сорвал наступление армии на Карфаген, задержав свои легионы в Теренте, и когда, наконец, был приглашен ею на ложе, то нашел дом совершенно пустым. Карбелия, так звали гетеру, скрылась вместе со всеми дарами генерала, оставив Клавдию монету с изображением Сципиона — карфагенского полководца. У врагов семьи Северов появился повод шутить, подбрасывая кому-нибудь из злополучного семейства мелкие карфагенские монеты. Катон терпел Клавдия в качестве генерала только по одной-единственной причине — Северы содержали несколько кагорт на свои деньги.

Ночью, когда Квинт с дочерью прибыли домой, каждый в своих носилках, отец выглядел очень задумчивым.

— О чем ты думаешь, папа? — обратилась к нему Юлия, взяв отца за локоть. Тот вздрогнул и высвободил руку, словно прикосновение дочери причинило ему боль. Потом долго смотрел на Юлию, взял ее за плечи и продолжая глядеть ей прямо в глаза, сказал:

— Септимус Секст сделал брачное предложение. Он желает видеть тебя своей женой.

И лицо Юлии озарилось счастьем, она подпрыгнула на месте и порывисто обняла отца. Внезапно тот резко отвернулся и быстро пошел прочь.

— Но папа… — девушка не могла ничего понять. Всю ночь она не могла уснуть, взволнованная как никогда в жизни. Она хотела быть женой Секста! Она даже не могла надеяться, что он так быстро сделает ей предложение! Юлия изобретала все новые и новые способы, как ей убедить отца не противиться браку, а утром оказалось, что все это напрасно. Как только она проснулась, к ней вошла Лито и сказала, что Квинт хочет видеть Юлию.

— Я решил согласиться на твой брачный союз с Секстом, — сухо объявил Квинт дочери, безо всяких приветствий.

Юлия едва сдержалась, чтобы не выдать своей бурной радости, но отец тут же заметил, что глаза ее засверкали, как самые большие и чистые изумруды, а лицо осветила такая радостная улыбка, что казалось, будто все тело Юлии излучает свет.

— Я пошлю официальный ответ Корнелиусу, — сказал Квинт и отвернулся.

— Папа, но…

Юлия не могла понять, почему отец так поспешно согласился на этот брак, но ведет себя так, словно ему его навязали? Кстати, в то время Клодия Прима находилась на своей вилле. Она узнала о том, что Квинт дал согласие на брачный союз Юлии с Септимусом Секстом через три дня, после того как это произошло. Девушка хорошо запомнила этот день. Клодия ворвалась к ней в спальню, у нее была истерика. Мать неожиданно принялась колотить все, что попадалось ей под руку, затем она набросилась на дочь и принялась осыпать ее ударами, издавая дикие, нечеловеческие завывания. На крик Юлии вбежала Лито, которая с трудом оттащила мать от дочери. Остальные рабы помогли увести Клодию Приму. Квинт, узнав о произошедшем, приказал жене убраться из его дома, и не возвращаться, пока не будет назначен день торжества. Клодия, однако, отказалась подчиниться приказу мужа. Она объявила, что будет выступать против этого союза, даже если ей ради этого придется убить Юлию или Септимуса Секста.

Девушка не могла заснуть, пытаясь найти хоть какую-нибудь закономерность между событиями, произошедшими в ее доме. Словно боги отвернулись от нее и отказали в покровительстве. Смерть Лито, странное поведение отца, злоба матери, предсказание, нападение Касса. Юлия чувствовала себя так, словно заблудилась в пещере, полной змей, и пытается найти выход на ощупь в полной темноте, зная, что каждую минуту может оступиться и упасть в расщелину, «или же получить смертельный укус.

Пока девушка пыталась уснуть, восторги по поводу победы над Кассом в таверне утихли и постояльцы разбрелись по своим углам, отведенным им для ночлега. Простой люд спал в длинных, выстланных соломой сараях, которые чем-то напоминали лошадиные стойла. Однако, Юргенту благодарный хозяин выделил отдельную комнату в своем собственном доме, где жил с семьей. В комнате было все необходимое — низкая кровать, застеленная овечьими шкурами, столик с масляным светильником, таз, кувшин с водой и ночной горшок. У гладиатора выдался тяжелый день. Случай помог ему сбежать. Повозка, запряженная быками, на которой его везли, попала колесом в большую яму и опрокинулась. Для того, чтобы вытащить клетку, из нее нужно было выпустить галла. Так как руки и ноги его были свободны, а возница выступал в качестве охраны, то как только дверь открылась и Юргент встал на обе своих ноги, он ни слова не говоря, бросился бежать. Возница печально посмотрел ему вслед. Теперь ему придется продать повозку и одного быка, чтобы расплатиться с хозяином цирка за сбежавшего гладиатора. К счастью, возница относился к своему имуществу стоически, то есть предполагал, что рано или поздно все равно его лишится.