Элейн Барбьери - Невинность и порок

— Я этого не позволю, Нэш, — огрызнулась Пьюрити.

Парень обернулся к ней, глаза его сверкали.

— Я не собираюсь выполнять приказы этого малого, Пьюрити, и все тут!

— Вот как? — тут же отозвался Касс, едва сдерживаясь. — Ты будешь подчиняться мне или же никому, во всяком случае пока я здесь!

— Ты не можешь меня прогнать! — Нэш бесстрашно уставился на более рослого противника. — Я работаю на Стэна без малого восемь лет и заслужил свое место на ранчо. Ты же, пользуясь своим преимуществом перед людьми, у которых не было другого выбора, как только позволить тебе остаться, помыкаешь всеми вокруг!

Касс рванулся было вперед, но был остановлен резким голосом Пьюрити:

— Нет, Касс! Прошу тебя…

Схватив его за руку, она почувствовала, как он затрясся от еле сдерживаемой ярости.

— Только не сейчас… даже ради тебя, — прохрипел он.

— Касс… — Голос Пьюрити понизился до чуть слышной мольбы. — Дай мне возможность самой все уладить.

— Тебе незачем пресмыкаться перед ним из-за меня! — с жаром заявил Нэш, пытаясь освободиться от удерживавшего его Бака. — Давайте разберемся прямо сейчас!

— Нет! — снова вмешалась Пьюрити. — Я сказала: «Нет». Ты слышишь меня, Нэш? Я не потерплю, чтобы ежедневные стычки мешали работе. С нас хватит и того, что уже случилось, и я не допущу, чтобы один из нас попал в ловушку, которую, как кажется, кто-то весьма ловко нам приготовил.

— «Кто-то»? — усмехнулся Нэш. — Ты держишь за руку этого самого кого-то, и это ясно всем, кроме тебя.

Лицо Пьюрити внезапно вспыхнуло, и она отпарировала:

— Вот как? Но именно я решаю здесь все, потому что я босс, и, стало быть, мне отдавать вам приказы.

Губы Нэша растянулись в улыбке.

— Это другое дело. Твои приказы я готов выполнять в любое время дня и ночи.

Пьюрити поняла, что угодила в ловушку.

Мельком взглянув на Касса, девушка заметила бешенство, которое тот тщетно пытался прикрыть равнодушием. Она отпустила его руку, вдруг ощутив, насколько слабее была в физическом отношении, потом обратилась к молчаливому ковбою, стоящему в нескольких футах от них:

— Хортон, я хочу, чтобы ты и Нэш поехали и еще раз проверили границу нашей собственности. Нельзя допустить, чтобы хотя бы одно животное из стада «Серкл-Си» случайно забрело за нее. — После некоторого размышления она добавила: — И не забудьте по дороге хорошенько осматриваться по сторонам.

Обернувшись к Нэшу, Пьюрити заметила негодование на его лице и холодно произнесла:

— Не надо ничего говорить, Нэш. Ты отправишься туда, куда я тебя послала. Или ты забыл, что хозяйка здесь я?

Пьюрити видела, как часто дышал юноша, заметила на его лице обиду и боль, которые он не мог выразить словами. Теперь она искренне раскаивалась в принятом решении.

— Поторопись.

Пыль, поднятая копытами стремительно умчавшейся лошади Нэша, еще не улеглась, а Пьюрити уже поймала холодный взгляд Касса. Она понимала, что означает этот взгляд: он в последний раз пошел на уступку.

Молча отвернувшись, Касс взял тавро для клеймения и распорядился:

— Тречер… Питтс… приготовьте телят. Бак… Бэрд… проверьте железо. Роум, подбрось немного топлива в огонь. Пламя почти погасло. — И без того резкие черты его лица заострились. — Нам нужно поставить клейма на всех телят до единого, прежде чем этим вечером мы отправимся домой!

Пока мужчины не тронулись с места, чтобы исполнить его распоряжения, Пьюрити молчала. Она думала о том, что пришло время сделать выбор.

— Что это такое, черт побери?

Роджер ударил рукой по покрытому аккуратными колонками цифр листу бумаги, который лежал на письменном столе старшего клерка банка Уолтера Грэма, и прошипел с такой яростью, что изо рта у него брызнула слюна:

— Это не те цифры, которые мне нужны! Я просил у тебя отчет за прошлый месяц, а не за текущий!

— В… вы просили у меня отчет за этот месяц, сэр.

— Ты что, споришь со мной? — Роджер наклонился ближе к съежившемуся от страха клерку. — Тебе надоело здесь работать, Грэм?

— Нет, сэр.

— Тогда дай мне те цифры, что я просил!

Подняв глаза, Роджер с особенной остротой ощутил на себе укоризненные взгляды стоявших рядом клиентов банка: Элизабет Флэгг, толстой, простоватой на вид домохозяйки, Хомера Уильямса, хозяина погрязшего в долгах ранчо, у которого хватило дерзости нахмуриться, и, наконец, Марджори Перкинс, высокомерной жены Джонатана Перкинса, владельца самой крупной лавки в городе. Ухмылка на его лице сделалась шире. Его совсем не заботило, что о нем могут подумать.

Ворвавшись в свой кабинет, Роджер захлопнул за собой дверь и подошел к окну. Все еще охваченный дрожью возбуждения, от которой, похоже, уже не в состоянии был отделаться, он окинул взглядом улицу. Внезапно он увидел ту, что подсознательно искал, и выругался вслух.

Вот ведьма! Он был прямо-таки одержим ею!

Роджер судорожно вздохнул и провел дрожащей рукой по волосам. После очередного посещения заведения Софи, не принесшего ему ничего, кроме досады, он всю ночь проворочался без сна. Самая опытная из ее девочек оказалась не в состоянии принести ему облегчение. Символ его мужского достоинства оставался таким же вялым и поникшим в ее умелых руках, как и теперь в брюках. Похоже, на него не действовали никакие способы возбуждения, кроме одного вида длинноногой, светловолосой ведьмы или даже мысли о ней.

Расстроенный Роджер пробовал найти утешение в бутылке бренди, и в результате проснулся слишком поздно. Времени на обычный утренний визит к цирюльнику у него не осталось. Он даже не заметил, что его тонкая белая рубашка после вчерашнего вечера имела несвежий вид, а жилет был в пятнах пота, которым он исходил с самого утра. Впервые в жизни идя в банк в неотглаженных брюках, он в спешке вляпался в собачье дерьмо, которое прилипло к подошве его ботинка. Однако мучительнее всего для него было сознавать, что, в то время как он изнывал от неудовлетворенного желания, Пьюрити лежала в объятиях другого мужчины — высокомерного вульгарного выскочки, полукровки, которого она ему предпочла.

Неожиданно Роджера осенила мысль, что причина почти болезненной одержимости, которую вызывала в нем Пьюрити Корриган, заключалась в том, что она была единственной женщиной, осмелившейся бросить вызов его мужскому превосходству, каким бы то ни было образом сравниться с ним. Она была… единственной женщиной в его жизни.

Мысли Роджера оборвались, едва за дверью послышались знакомые шаги. Он обернулся, и почти тут же дверь распахнулась. Показалась пухлая, округлая фигура отца. С треском захлопнув за собой дверь, Уиллард Норрис не спеша подошел к сыну.

— Ты что, совсем из ума выжил? — Лицо Норриса-старшего выражало крайнее раздражение, когда он прорычал: — Ты понимаешь, что несколько минут назад выставил себя на всеобщее посмешище?