Сьюзен Джонсон - Прикосновение греха

— Время — главный фактор, — заметил Паша и сложил карту.

— Гильемино мне обязан. В течение десяти дней он получит наше сообщение.

— Используй один из наших кораблей.

— Уже использовал.

— Меня, вероятно, некоторое время не будет в городе, но я оставлю сведения о моем местонахождении, чтобы в случае крайней необходимости меня можно было найти.

— Думаю, что сам справлюсь.

— Не знаю, как тебя благодарить, Паша, — прочувствованно сказала Мари. — Я не знала, к кому обратиться. Его семья от него отвернулась, и мои собственные обстоятельства…

— Поблагодаришь меня, когда Гюстав вернется, — вежливо перебил ее Паша. — Тогда мы съездим на выходные в Аржантей и попируем на славу.

— Как прошлым летом. Воспоминания заставили ее улыбнуться.

— На этот раз непременно научим тебя управлять парусом.

— Не уверена, что это возможно. Паша широко улыбнулся.

— В таком случае мы останемся там до тех пор, пока не добьемся успеха. — Паша перегнулся через стол и пожал Шарлю руку. — Ты отправишь Мари домой? — После того как Шарль кивнул, Паша подал руку Трикси. — Нам предстоит длинный путь, — обратился он к Шарлю и Мари. — Так что мы с вами прощаемся. Леди Гросвенор спешит как можно быстрее возвратиться домой.

Попрощавшись со всеми должным образом, они покинули контору адвоката и в скором времени Париж.

На первой почтовой станции за городом Паша сказал:

— Если хочешь добраться до Кента за три дня, мы не будем останавливаться.

— А как ты, не возражаешь?

— Ничуть.

— Тогда я согласна, — обрадовалась Трикси. Она не могла дождаться, когда наконец достигнет Берли-Хаус.

Они мчались на предельной скорости, меняя лошадей на каждой почтовой станции в рекордное время. Грумы и возницы Паши, имея все необходимое снаряжение и расписанный маршрут, работали дружно и слаженно. Паша, чтобы чем-то занять себя в дороге, пил, но Трикси от такого времяпрепровождения отказалась и только дивилась его способности потреблять столько вина.

— Тебе что-то не нравится? — спросил он, перехватив ее пристальный взгляд, когда раскупорил третью бутылку.

— Нет, просто… я… нет, конечно же, нет, — ответила она с некоторым напряжением в голосе.

— Просто больше нечего делать, — заметил он непринужденно. — И не волнуйся. До восьмой бутылки со мной не будет никаких проблем.

При этих словах кровь отлила от ее лица.

— Значит, тебя это все же беспокоит, не так ли?

Паша покрутил бутылку в ладонях.

— Я тебя совсем не знаю, — произнесла она сдержанно.

— Алкоголь фактически на меня не действует, так что не беспокойся.

— Прости. Дело в том, что… видишь ли, у моего мужа были проблемы, когда он выпивал.

— Ты бы предпочла, чтобы я не пил? Неожиданная мысль для мужчины, привыкшего коротать время за всевозможными пирушками. Его друзья удивились бы, услышав, что он согласен отказаться от спиртного.

— В этом нет необходимости, — тихо пробормотала Трикси. — Я хочу сказать… я уверена, что мне не о чем беспокоиться. — Она виновато улыбнулась. — Немножко забыться не помешает.

— Забудемся вместе? — преложил он, протягивая ей бутылку.

— Не сейчас.

Паша Дюра ей не муж, так что сравнение было нелепым. Словно прочитав ее мысли, Паша сказал с улыбкой:

— Обещаю вести себя хорошо.

И он сдержал обещание, оставаясь истинным джентльменом, несмотря на количество опустошенных бутылок. С природным обаянием он вел с Трикси непринужденную беседу, развлекая ее рассказами о своей семье и скорректированными историями из собственной жизни. Он и ей задавал вопросы, но они не были сугубо личными или нескромными.

Когда, быстро пообедав на почтовой станции, они снова вернулись в экипаж, Трикси, удивленная его умением держать себя в руках и врожденной галантностью, заметила:

— Ты великолепно воспитан. Можно даже подумать, что женщины тебя не интересуют.

Их разговор за едой и в карете носил непринужденный светский характер, был вежливым и безупречно учтивым.

— Я просто считаю часы, дорогая. Знаю, что ты спешишь. А я могу подождать.

— Вот уж не думала, что распутные личности способны себя контролировать, — обронила она.

Раскинувшись перед ней на подушках, с небрежно повязанным галстуком, спутанными темными волосами и томным взглядом, Паша был просто неотразим.

— Этот распутник способен.

— Я заметила.

— Не хочешь ли где-нибудь остановиться? Я сгораю от желания. — Он посмотрел на нее в упор и увидел, что она колеблется.

— Не могу, — произнесла она наконец.

Паша знал, что ей не терпится поскорее оказаться дома.

— Мы могли бы устроиться здесь, — настаивал он, уловив в ее тоне нотки вожделения.

— Здесь? — повторила Трикси с изумлением.

— Да, здесь. До Кале еще десять часов езды.

— Десять часов… — Она осеклась, обдав его горячим дыханием.

— Никто нас не побеспокоит, если я опущу шторки.

Она ощутила зов похоти, словно осознанная ею восхитительная возможность мгновенно проникла и в охваченную волнением плоть.

— Никто?

— Ни одна душа. — Он протянул руку к шторке, и свет солнца исчез.

Трепет предвкушения разогревал ее чувства, отзываясь между ног пульсирующей дрожью, усиливающейся по мере того, как в экипаже становилось темнее.

— Нас не побеспокоят даже на следующей почтовой станции?

— Даже там.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — подтвердил Паша. Его слуги были хорошо вышколены. — Хочешь выпить немного вина?

— Думаю, не стоит.

По тому, как натянулись его брюки из тонкой шерстяной ткани, она безошибочно распознала признаки его возбуждения.

Перехватив ее взгляд, Паша спросил:

— Тогда, быть может, что-то другое?

— Если не возражаешь, — прошептала она, потрясенная силой охватившего ее вожделения.

— Господи, конечно, нет. Я мечтал об этом весь день. — Он отставил бутылку, обхватил Трикси за талию и усадил к себе на колени. — Я думал, ты и не вспомнишь об этом. — Разыгрывая джентльмена, он на самом деле едва сдерживал внутренний пожар. — В таком случае, — прошептал он у ее уха, обдав теплом своего дыхания, — давай расстегнем платье.

Он вынул из петельки первую перламутровую пуговку, и Трикси вздрогнула, не в силах сопротивляться могучему зову похоти. Она отчаянно попыталась обуздать свои желания. Занятие любовью в экипаже представлялось ей не только легкомысленным, но и извращенным.

— Может, не стоит, — попыталась она возразить, но в этот момент, расстегнув еще одну пуговичку, Пашины пальцы скользнули в ложбину на ее груди. Его собственнический жест живо напомнил ей о выданной ему прошлой ночью лицензии на право обладать ее телом.

— Тебе будет удобнее без платья. — Паша расстегнул все пуговицы. — И твое тело станет доступнее для совокупления.