Сьюзен Джонсон - Леди ангел

— О матерях — вообще и в частности. О том, как мы их любим. Верно, Фитц? — с широкой улыбкой на лице сказал Кит и заговорщически подмигнул юноше.

— Да, сэр, — ответил тот, и в глазах его вспыхнул лукавый огонек.

— Ну, так что же, мы поедем осматривать эту вашу часовню? — перевел Кит разговор в другое русло. — Ну-ка, сперва расскажи нам о ней.

По сельской низине они подъехали к маленькой часовне у Кэйпл-Грин. Стояла типичная осенняя погода — солнечная и влажная, и из открытого ландо они могли всласть любоваться открывавшимися вокруг них видами. Подкатив к незамысловатой каменной постройке, сооруженной норманнами спустя десять лет после их первой высадки на острове, экскурсанты залюбовались витражными окошками и прекрасными чертами рыцаря и его дамы, высеченными на каменных надгробиях. Фитцу больше всего понравились витражи с батальными сценами, что украшали восточную сторону часовни, а Мэй ввел в заблуждение букетик цветов, вложенный скульптором в руку дамы. Цветы выглядели настолько реальными, что малышке пришлось несколько раз прикоснуться к ним прежде, чем она убедилась в обратном.

Кита глубоко тронули слова пылкой любви и преданности, высеченные на надгробиях. Рыцарь и его жена прожили долгие по меркам тех времен жизни, и, как следовало из дат, выбитых на камне, через год после смерти своей супруги рыцарь последовал за ней в мир иной. На каменных складках ткани, струившейся по надгробию, были вырезаны слова: «Любимые наши, утратив вас, мы стали несчастны». Рядом на светящемся розовом мраморе были выбиты инициалы супругов в окружении искусно вырезанных диких розочек.

Рыцарь был уже не молод, когда его настигла смерть. Он был на добрый десяток лет старше своей жены и, видимо, любил ее самозабвенно, поскольку вырезал на крышке саркофага своей супруги такую печальную эпитафию:

«Я обрету счастье, лишь снова встретившись с тобой».

Под прохладными сводами часовни Кит на несколько мгновений прижал к себе Анджелу. Он подумал о том, насколько быстротечна жизнь и как мало времени отведено смертному до той поры, когда все его планы, надежды и мечты теряют всякий смысл.

— Они очень любили друг друга, — сказала Анджела, поднимая к нему свое лицо.

— Как мы с тобой, — шепотом ответил он, еще крепче обнимая ее за талию. — И если мы проживем столько же, сколько они, я смогу любить тебя еще несколько десятилетий!

— Эта мысль делает меня счастливой.

Кит кивнул и подумал, как больно могла ударить его судьба в тот вечер в яхт-клубе. Ведь он чуть не ушел тогда!

В этот момент, стоя в крохотной часовне, построенной много веков назад, и купаясь в разноцветных лучах солнца, пробивавшихся сквозь витражи, они вдруг почувствовали себя близкими этим двум давно умершим людям, которые так сильно любили друг друга. Их души наполнились надеждой и радостью. И — благодарностью судьбе за то, что они нашли друг друга.

Но тут их медитация была нарушена. В часовню вбежала Мэй, возбужденно вопя о том, что на надгробие уселся ястреб.

— Какая же она еще малышка! — ласково проговорил Кит, глядя, как это крохотное существо вприпрыжку выбегает на улицу.

— Когда она вырастет, ей придется найти кого-нибудь вроде тебя. Кого-нибудь, кто не любит застенчивых женщин.

— Почему же это? Мне, например, очень нравятся застенчивые!

— Неужели? — недоверчиво подняла брови Анджела.

— Но только на расстоянии. Неужели я забыл это добавить?

— Благодарю тебя, — усмехнувшись сказала она. — Ты — само очарование.

— Я готов на все, чтобы только сделать тебя счастливой, Ангел. — Улыбка Кита была ярче осеннего солнца.

Еще некоторое время они провели на маленьком кладбище возле часовни, читая эпитафии, любуясь ястребом, который также оказался каменным изваянием, и другими скульптурами, украшавшими могилы. Перед Китом и Анджелой словно вставала история маленького церковного прихода, тянувшаяся из глубины веков. А затем они поехали обедать в соседнюю деревушку и расселись вокруг стола, вынесенного на улицу и поставленного в тени огромного древнего дуба.

Девушка-служанка оказалась хлопотливой болтушкой. Пока гости утоляли голод обедом из холодного цыпленка, жаркого и пирога из яблок нового урожая, что росли в саду позади сельской гостиницы, она поведала им множество историй из местной жизни. Затем они отведали кислых яблок со свежей сметаной и эля местной выгонки, а когда, насытившись, отдыхали после обильной трапезы, девушка принесла Фитцу и Мэй фунтики с конфетами. Фитц колебался, размышляя, не слишком ли он взрослый, чтобы принимать сладости, предназначенные для малышей, но девушка улыбнулась и приободрила его:

— Ну же, юный господин, берите. Сладкое — к сладкому!

После этого сомнения юноши улетучились. С удовольствием взяв конфеты, он дал девушке золотой соверен за ее улыбку, и она еще несколько минут не отходила от их стола, развлекая гостей рассказами о славном рыцаре и его прекрасной даме.

— Говорят, жена рыцаря была белокурой, как весеннее солнце. Прямо как ваша леди и ее дети, — добавила она, взглянув на Кита. — Вы тут — один брюнет. — И она снова улыбнулась.

— Ничего, может быть, следующий будет больше похож на меня и родится с темными волосами, — ответил Кит, не спуская взгляда с Анджелы. Та густо покраснела.

Фитц быстро перевел взгляд с Кита на свою мать и обратно, а Мэй потребовала:

— Есе конфетку.

Это категоричное требование разрядило атмосферу. Только поздно вечером, когда Кит поднялся наверх, относя Мэй уже пятую чашку воды, — после съеденных ею конфет крошку мучила жажда, — Фитц решился заговорить с матерью. Расположившись в маленькой гостиной, они смотрели из окна на лужайку, что раскинулась с восточной стороны дома.

— Тебе следовало бы подумать о разводе с де Греем, — начал юноша.

Не ожидавшая такого оборота, Анджела на несколько мгновений потеряла дар речи, а затем уклончиво сказала:

— Это не так просто.

Она не хотела расстраивать Фитца подробными объяснениями, тем более что он все равно никак не мог повлиять на поведение своего отца.

— Но ведь некоторые супруги разводятся?

— Да, в принципе такая возможность существует, — все так же уклончиво ответила мать. Она-то знала: стоит ей только подать на развод, как Брук замучит угрозами и ее саму, и детей, поэтому подобная возможность казалась Анджеле весьма маловероятной. Слишком многих людей она была обязана оберегать от грубости и мстительности своего супруга.

— Если бы ты это сделала, нам бы никогда больше не пришлось его видеть, — продолжал настаивать Фитц. — Похоже, тебя такая перспектива не пугает. — Но ведь тебе нравится Кит, разве не так?

— Да, очень.