Сьюзен Джонсон - Грешница

Если уж она решила расстаться со своей невинностью, чтобы получить независимость, почему бы не сделать это так, чтобы было всем приятно?

А Синджин Сейнт Джон, красивый, как Бог, был чрезвычайно приятным орудием в достижении цели.

— Вас не видели со мной. Я попрошу Джеда высадить вас у ворот.

— Находиться одной вместе с вами — уже значит быть скомпрометированной, — весело заявила она, вдруг оживившись от сознания, что ее цель и так достигнута, но без физических действии. — Я просто могу сказать своей семье и епископу, что находилась с вами наедине в вашей карете длительное время.

— Я буду это отрицать, — резко сказал он, не желая становиться ничьим козлом отпущения. — И ваша девственность при вас.

— У-у, — ответила Челси, размышляя.

Интонация этого «у-у» заставила Синджина по-настоящему заволноваться. «Я не буду в этом участвовать, черт вас возьми, моя крошка! Да кто-нибудь следит за этим красивым ребенком?!»

— Нет, конечно, нет, ваша светлость, вы совершенно правы, — сказала она со слащавой покорностью, которая должна была бы сразу насторожить его.

— Хорошо. В таком случае мы понимаем друг друга, — ответил он, обманутый вернувшимся ее послушанием. Молоденькие девушки были за пределами его царства, поскольку не обладали ни одним из качеств, которые он искал в женщине: доступность и сексуальную опытность.

— Большое спасибо, что отвезли меня домой, — дружелюбно заявила Челси, когда показались ворота Оутлэнда.

Ему было очень жаль, что он не может удовлетворить ее и свои желания. Но даже он не был настолько безрассудным, чтобы отправиться в ловушку, какой бы сладкой ни была приманка. У него, конечно, было прозвище Святой за греховные сексуальные излишества, но не с девственницами. У него не было ни малейшего желания жениться. Он старательно избегал девственниц, тем самым как бы защищаясь от этой опасности.

Он постучал по экипажу, дав знак Джеду остановиться.

Их прощание было светским и учтивым.

«Ну, слава Богу, — подумал Синджин, откинувшись на мягком сиденье экипажа несколько секунд спустя, благополучно удаляясь от Оутлэнда. — Слава Богу».

Бледно-лиловые сумерки разливали покойна сельские пейзажи, скрывая усаженный деревьями подъезд, как бы предлагая Челси укрытие, которое ей было так нужно, чтобы войти в Прайори Коттедж незамеченной.

Только миссис Макаулай заметила, как она тихонько вошла в дверь кухни и заговорщически улыбнулась.

Они были друзьями с тех пор, как Челси спасла старую полосатую кошку кухарки от огромной шотландской борзой Данкэна по прозвищу Макбет, известной тем, что она, скучая между охотничьими походами, терроризировала меньшие создания. Она делала это играя, но, даже играя, могла ударом лапы лишить чувств такую старую избалованную кошку, как эта.

Миссис Макаулай кивком указала в направлении конюшен. Хорошо, что ее отец и братья еще не пришли.

Незамеченная, уверенно и быстро поднялась она по темной лестнице для прислуги. Челси оказалась в безопасном укрытии своей комнаты.

Там она сбросила с себя костюм для верховой езды, выбранный как самый подходящий для Ньюмаркета. Она не хотела вызвать подозрений. Если бы ее увидели приближающейся к экипажу герцога, то она вполне могла сойти за одну из женщин, приехавших посмотреть скачки. Она прошла пешком несколько миль со спуска, размышляя о том, что, конечно же, герцог будет достаточно великодушным и отвезет ее «после всего» домой. Кто бы мог подумать, что герцог, пользующийся дурной славой распутника, окажется джентльменом?

Переодевшись в простое хлопчатобумажное платье в цветочек, она спустилась в маленькую гостиную по главной лестнице. Сидя перед камином с нечитаной книгой на коленях, она спокойно приветствовала отца и братьев, которые вошли некоторые время спустя.

— Красный Дугал пришел вторым! — ликующе объявил ее младший брат Колин, первым войдя в комнату. — И папа выиграл на нем пятьсот гиней! — Колин вырастил огромного гнедого из жеребенка, но в свои четырнадцать лет был все еще мал, чтобы ездить в качестве жокея.

— Только ирландский черный Святого обошел нас.

— Чертов негодник сегодня взял все призы, — сердито вымолвил ее отец, упав в кресло рядом с «живой водой», самогоном Фергасонов. Достав маленький граненый стакан, он откупорил бутылку зубами и налил себе полстакана для здоровья.

— Он выращивает своих лошадей для скачек, черт его подери, если это не так, — добавил он, поставив бутылку и закупорив ее. — За завтрашний день и еще пятьсот гиней. — Подняв стакан, он выпил его до дна.

Данкэн и Нейл устроились в креслах напротив Челси — два ее старших брата, не в пример Колину, были взрослыми мускулистыми мужчинами с рыжеватыми волосами, как когда-то у их отца. Колин и она унаследовали землянично-белый цвет волос от их матери, умершей при рождении Колина.

— Зря ты не поехала, Чел, — сказал Данкэн. — Глен Вейл скучал без твоего нежного прикосновения.

Он почти сбросил с себя жокея, дожидаясь старта.

Челси знала, как успокоить Глена Вейла, отличного гнедого. Он ненавидел толпу, но бежал лучше, чем любая лошадь, которую они вырастили.

— Я поеду завтра, — сказала Челси. — Миссис Макаулай нужна была помощь, чтобы сделать сегодня отчет.

— Если бы тебе разрешили скакать верхом на Глене, Чел, — сказал Нейл, со слегка недовольным вздохом, — мы бы обошли ирландского черного Святого.

— Я могла бы.

— Нет! — Рев отца не был новостью: разногласия возникали каждый раз при обсуждении темы финансов.

Челси сидела на лошади, словно была ее продолжением, ее руки так легко и искусно держали поводья, что лошадям, казалось, доставляло удовольствие побеждать ради нее. Она ездила лучше всех мужчин в семье.

К сожалению, правила света строго запрещали ей публично демонстрировать мастерство наездницы на любых больших скачках. Что являлось решающей помехой в попытке вернуть семейный капитал.

Выказав мужество и преданность веселому принцу Чарли в 1745 году и имея несчастье встать на сторону «не тех», когда восстание было подавлено, семья Фергасонов Дамфрисских, ведущая дворянский род с XIII века, лишилась всех своих земель и титулов. Дед Челси уединился со всем кланом на фамильных землях в Аиршире. Там Челси родилась и росла.

— Мы могли бы сегодня продать некоторых лошадей, — вставил Колин, всегда первый сглаживающий горячность любых слов.

— Епискому Хэтфилдскому, — сказал Нейл. — Он спрашивал о тебе, — добавил он с усмешкой, зная об отношении своей сестры к сальному епископу.

Носик Челси вздернулся от неприязни.

— Надеюсь, ты сказал ему, что я явлюсь с французским сифилисом.

— Челси, помни о манерах. Ты разговариваешь, как конюх, — проворчал отец. — Он вполне приличный англичанин.