Кристина Додд - Темное прошлое

– Но вы можете, - прошепелявила Эммелин.

– К тому же это сослужило бы вам дурную службу, когда пришло бы время представить вас в свете.

– Хотела бы я посмотреть на того, кто посмел бы сказать о вас дурное слово, - Агнес решительно уперла руки в бока.

– Таких найдется немало.

– Папа любит вас, - заявила Генриетта.

У Саманты перехватило дыхание. Так Уильям требует, чтобы она осталась, потому что влюблен в нее? Или все же потому, что лишил ее девственности и теперь считает, что, как порядочный человек, должен на ней жениться?

– Может быть, ему так кажется. Но это быстро пройдет. У мужчин такое всегда проходит очень быстро.

– Это несправедливо, - вдруг заплакала Кайла.

Саманта вдруг с удивлением обнаружила, что на губах ее играет улыбка.

– Жизнь не всегда справедлива, дорогие мои. И вы должны усвоить один урок - если вы делаете что-то, зная, что это неправильно, надо вовремя остановиться и все исправить.

– Но мы ведь еще дети, - дрожащим голосом произнесла Мара. - Откуда нам знать, что хорошо, а что плохо.

– Если у тебя каждый раз сосет под ложечкой, когда ты думаешь, что кто-то об этом узнает, и дрожат коленки, и краснеют щеки, значит, ты поступаешь неправильно. Если тебе все время хочется спрятаться, забиться в какой-нибудь темный уголок, значит, ты поступаешь неправильно. И если ты причиняешь боль другим, это тоже неправильно. - Встав со скамейки, Саманта подошла к Маре и взяла ее за подбородок. - Прислушайся к своему сердцу, Мара, и все будет хорошо.

«Пожалуй, хватит, - решила Саманта. - Сейчас не время читать им лекцию».

– Ну вот, а теперь мне пора идти. Я никогда не забуду вас, девочки.

Черт побери, это была правда!

– Вы всегда будете жить в моем сердце.

Саманта обняла и поцеловала каждую из них, стараясь найти какие-нибудь особые слова и не находя их. Может быть, профессия гувернантки вообще не для нее. И для девочек только лучше, что она уезжает.

Они так и остались стоять посреди поляны, шестеро маленьких несчастных девочек, завладевших ее сердцем.

Вернувшись в коттедж, Саманта обнаружила, что в гостиной больше нет ее чемодана.

Дурной знак.

Уильям стоял посреди спальни полностью одетый и с обескураженным видом рассматривал дыру на простыне, которую проделал вчера своими сапогами.

– Слуги будут сплетничать, - произнесла Саманта.

Уильям смотрел на нее абсолютно спокойно. Он наверняка слышал, как она вошла. Он стоял и смотрел на Саманту. Выражение лица его было вполне добродушным, но все же ей казалось, что его синие глаза прожгут дыру на ее лице.

– Почему это на тебе перчатки и шляпа? Только не говори, что собралась наносить визиты в столь ранний час. Нам надо обсудить нашу свадьбу.

Ей хотелось плакать.

Ей хотелось кричать.

Но она не могла позволить себе ни того, ни другого.

– Я уезжаю, как и планировала, - твердо сказала Саманта. - Отправляюсь в Лондон, в Академию гувернанток. Постараюсь объяснить леди Бакнел, что гувернантки из меня не получится. Лучше мне быть компаньонкой какой-нибудь пожилой леди или директором школы для девочек. Или занимать любую другую должность, которая даст возможность держаться подальше от мужчин.

Уильям подошел к ней так быстро, что Саманта невольно попятилась и больно ударилась о стоявший сзади шкаф.

– Боюсь, мне придется написать леди Бакнел, что тебе нельзя доверять ни одну работу, подразумевающую доступ к чужим деньгам и вещам.

Боль пронзила все существо Саманты. Какая же она дура, если решила, что ночь безумной телесной любви способна изменить его мнение о ней, помочь разглядеть, кто перед ним на самом деле.

Конечно, нет, если Уильям не только продолжал считать ее воровкой, но и был уверен, что она готова остаться с ним.

– Да, - кивнула Саманта. - Не сомневаюсь в этом. После твоего письма я наверняка вообще не смогу найти место в Англии. Мне придется уехать за границу.

– Ты не можешь так поступить. - Уильям говорил спокойно и уверенно. - Да и какой в этом смысл? Ты ведь можешь остаться здесь, стать моей женой, и у тебя будет всего гораздо больше, чем смогла бы заработать гувернантка. И даже воровка.

Он не смеет диктовать ей свою волю. Он утратил это право.

– Зато не будет волнующего кровь ощущения кражи. Удовольствия, которое получаешь, разрезав чужой карман или кошелек. Игры, когда изображаешь, что позволила ухаживать за собой. Все это уйдет из моей жизни.

Поставив ногу на стул, Уильям оперся локтем о колено.

– Можешь украсть у меня все, что захочешь, если останешься.

– Если я выйду за тебя, все это и так будет моим. Не могу же я красть у себя самой.

Уильям пристально смотрел на Саманту, проникая взглядом в глубину ее души, но не понимая того, что он там прочитал.

– Верни мне, по крайней мере, портрет моей жены.

Саманта закрыла глаза, прогоняя подступившие слезы.

Нет! Она ни за что не заплачет. Уж лучше гнев, чем слезы.

– Вещи твоей жены - жалкое подобие награды за то, что я помогла вам с леди Фезерстоунбо. - Саманта слышала, как у Уильяма перехватило дыхание при этих словах. Затем он аккуратно, но настойчиво взял ее за руку.

– Это отец научил тебя воровать?

– Да, но пусть тебя это не смущает. У меня отлично получалось, и мне это нравилось. Я испытывала приятное волнение. Иногда мне даже не хватает его. - Она закусила губу. Это было правдой, но лишь еще больше убеждало Уильяма в том, что она похитила портрет его жены. И что было толку терять время, пытаясь убедить его в своей невиновности. Уильям все равно никогда не поверит ей.

– Но тебе нечего было есть, если не удавалось ничего украсть…

– Такое можно сказать о тысячах воров. Не заставляй себя испытывать к ним сочувствие. Тебе будет потом неловко.

Уильям возвышался над ней, словно башня. Саманта чувствовала жар его тела, и он все смотрел и смотрел на нее своими потрясающими глазами.

– Ты нужна моим детям.

– У них все будет хорошо и без меня.

Саманта от души надеялась, что так и будет.

– Ты нужна мне, - он гладил ее пальцем по щеке и произносил слова, за которые она отдала бы все на свете еще несколько дней назад. - Я люблю тебя.

Неужели он верит в это? Да. Разумеется. Чем еще объяснить предложение стать его женой? Уильям думает, что любит ее, - но при этом не доверяет ей.

На этот раз Саманте не удалось сдержать слезы.

– Неужели это и есть любовь? Затмение, которое проходит при первых признаках надвигающихся трудностей? Эмоции без доверия? Пустые мозги и возбужденная плоть?

Уильям пытался говорить что-то, но Саманта зажала ладонью его рот.

– Не говори ничего. Я знаю - это и есть любовь. Я видела ее раньше, теперь я испытала ее сама, и я отвергаю ее. Я не хочу той любви, которую ты способен мне предложить. - Саманта отбросила прочь его руку. - Я достойна большего.