Элизабет Деланси - Нежное прикосновение

Анна взглянула на него устало и благодарно — Стефену стало стыдно. Девушка предпочла голод греху… Ей не нужен другой мужик, вожделеющий точно так же.

— Пойдем, юный Флин, — сказал он, поднимаясь. — Оставляем твою Анну одну. Самое время набить и наши животики. — И повернувшись к Анне, добавил: — Я поговорю с помощником. Завтра утром занимайте очередь к дверям камбуза.

Он кивнул на оставшийся мясной пирог:

— На сегодня нужно остановиться. Если съедите, заболеете наверняка.

Анна поднялась — на этот раз легко — и стряхнула крошки с подола. Стефен успел заметить, что ее щеки порозовели, а в глазах было удовольствие освобождения. Она дотронулась до плеча Рори.

— Вы — мое благословение, Рори Флин, ты и твой папа.

Она повернулась к Стефену и улыбнулась ему — широко и смущенно, отчего засветились ее темно-голубые глаза, а на щеках появились ямочки.

— Я вам очень благодарна, мистер Флин. Я разыщу вас в Нью-Йорке и расплачусь с вами за вашу доброту.

Глядя на высокую и красивую девушку, покрытую копотью, Стефен вдруг почувствовал себя странно нерешительным, почти не способным говорить.

Он понял, что ее взгляд доставил ему большое удовольствие. Ему захотелось ее безопасности.

Подойдя к Анне, он взял ее за запястье — оно было холодным и худым, кожа да кости.

— Не нужно расплачиваться, Анна Катерина, но вы окажете честь юному Флину и мне, если придете навестить нас в Нью-Йорке. Вы нас найдете в Бауэри, в салуне «Эмирэлд Флейм» на Брейс-стрит.

Его слова ошеломили Анну, так же как и Рори. Мальчик уставился на отца, на руку, держащую Анну, и… улыбнулся.

— Ты придешь, Анна, ведь правда?

— Конечно, я зайду, — ответила Анна. Вырвав руку, она спрятала ее за спину. — Если не буду слишком занята.

Она больше не взглянула на Стефена, и он был этому рад. У него загорелось от смущения лицо. Уже много лет не говорил он женщине доброго слова… А сейчас девушка одарила его улыбкой, и он уже почувствовал слабость в коленках…

— Ладно, мы пошли, — сказал он и, взяв Рори за плечо, повел мальчика в столовую, предоставляя Анну самой себе.

Девушка опять присела на канатную бухту. Она развернула салфетку и взяла второй пирожок с ветчиной. Жуя, она напевала про себя и думала о Стефене Флине. Под броней боксера и внешней беззаботностью, кажется, он приличный человек. Ему нравится играть с женщинами, но они не должны его бояться. Если бы она была свободна, если бы она не была связана до гробовой доски с другим мужчиной, она бы непременно нашла дорогу в Бауэри на Брейс-стрит. А раз все так, как есть, заработав первые доллары, она пошлет деньги в салун. Ей необязательно искушать судьбу, отвечая на приглашение разодетого, улыбчивого мужчины, у которого не сын, а ангел.

Сложив руки на сытом животе, Анна уставилась взглядом в шелковисто-голубое небо. Она должна держаться своего одинокого пути в жизни. Хотя этот путь и не полностью устраивает ее…

Вечером горячий запах готовящегося мяса был уже не таким дразнящим. Анна принесла жестяной котелок в камбуз, и его наполнили доверху жирной свининой с картошкой и густым соусом. Она отнесла свою драгоценность к сараю, где, сгорбившись, медленно наслаждалась каждой ложкой деликатеса. Она была так поглощена ужином, что не заметила Спинера, пока он не толкнул ее.

Анна подняла на него глаза.

— Иди своей дорогой, прошу тебя! Говорить с тобой не хочу!

Склоненное лицо Спинера исказилось от ярости.

— Ты думаешь, что от меня освободилась, раз богатому мужику понравилась твоя мордашка и он купил тебе жратву? Пораскинь мозгами — Тома Спинера ты можешь получить больше, чем на две недели.

Анна с трудом сдержалась и не швырнула котелок в физиономию Спинера.

— Провались в преисподнюю к черту, — прошипела она. — И своих паршивых дружков с собой прихвати!

В блеклых глазах Спинера вспыхнул гнев.

— Проклинаешь, значит?! — прорычал он, неожиданно схватив девушку за волосы.

Задохнувшись от ужасной боли, Анна замолчала.

— Хорошенько ешь, — едко сказал Спинер. — Мне нравится, когда на бабе жирок есть.

Он отпустил ее резким толчком и пошел прочь.

Анна потерла воспаленную кожу на голове и попыталась справиться с животным страхом, охватившим ее. «Раз план Спинера взять ее голодом не сработал, он определенно придумает еще какую-нибудь пакость», — пронеслось у нее в голове. Анна опять припала к котелку, но уже без прежней жадности — аппетит пропал. Во рту было кисло, и с желудком творилось что-то неладное. Она заставила все же себя съесть содержимое котелка, не вынеся мысль, что еда может пропасть.

Поев, она направилась к баку с морской водой рядом с камбузом, где и помыла котелок. Потом спустилась в трюм и без сил растянулась на соломенном матрасе.

Беспокойно проспав несколько часов, она проснулась среди ночи. Вокруг все спали. У Анны раскалывалась голова от духоты в трюме, а желудок отвечал на каждое движение корабля. Рядом с ней на нарах выводила носом свои рулады вдова из Корка.

Анне захотелось глотнуть свежего воздуха. Она пробралась через спящих в жуткой тесноте людей и взобралась на трап, ведущий к багажу эмигрантов.

Когда она подошла к люковому трапу, слабо освещенному лампой, кто-то дотронулся до ее руки:

— Не засиживайся наверху.

Это был Дэйви Райен, рыжеволосый парень, выходивший против Флина. Была его очередь дежурить ночью — следить за вентиляцией и приглядывать за мародерами, замышлявшими какую-нибудь очередную пакость.

Он усмехнулся:

— Ты хочешь, чтобы я тебе проводил, дорогая?

— Ах, Дэйви, меня тошнит! Его улыбка исчезла.

— Извини, раз так.

Он посветил Анне, и она, поднявшись по трапу, вышла на палубу. Ночь была темная и безветренная. Внезапный блеск молнии осветил мачты, камбуз и уборные.

Анна почувствовала, что ее сейчас вырвет. Зажав руками рот, она перебежала через палубу к ограждениям и повисла на них — дрожащая и слабая; потом упала на колени, глубоко дыша. Упершись головой в переборку, посидела так, пока к ней не вернулись силы.

Через какое-то время она поднялась и прополоскала рот солоноватой водой из бака. Вернувшись к ограждению, оперлась на него в тихой темноте, стоя лицом к ветру, наслаждаясь его свежестью. Внутри у нее было пусто, но чувство голода исчезло. Сейчас было бы хорошо принять ванну с горячей водой и с куском ароматного мыла да найти уголок, где можно было постирать платье. Но ничего… В Нью-Йорке все будет чистым и новым. Прошлое уйдет, останется только многообещающее будущее.

Неожиданно Анна услышала звук тяжелого удара и сдавленное проклятие и обернулась. В темноте она узнала спотыкающуюся фигуру. Спазм страха сжал грудь. Господи помилуй, это же Спинер!