Филиппа Грегори - Вайдекр

Его губы ласкали меня нежными, мягкими прикосновениями. Затем его объятия стали крепче, я почувствовала исходящую от него силу. Почти в обмороке от счастья, я почувствовала, как подгибаются мои колени, и мы опустились на устланный соломой пол.

Мы были наполовину детьми, наполовину взрослыми. Я, конечно, знала о спаривании животных, но понятия не имела о поцелуях и любви между людьми. Однако Ральф был деревенским парнем, уже год получал жалованье как взрослый и за выпивкой на равных принимал участие в мужских разговорах. Моя шляпка упала, когда я запрокинула голову, чтобы встретить его поцелуи, и это именно я расстегнула ворот своего платья навстречу его ищущим, неловким пальцам, и это именно я распахнула его рубашку, чтобы спрятать на его груди пылающее лицо.

Какой-то голос внутри меня сказал: «Это лихорадка. Я, наверное, заболела». Но мои ноги отказывались встать, я только дрожала и дрожала. Глубоко внутри меня росло какое-то странное, незнакомое мне чувство. Вдоль спины пробежали мурашки. Легкие движения Ральфа заставляли меня содрогаться. Проводя пальцем за моим ухом, он почувствовал мое волнение.

— Я, должно быть, заболела, — произнесло мое слабеющее сознание. — По-моему, я очень, очень больна.

Ральф отстранился от меня и оперся на локоть, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Тебе пора идти, — сказал он, — становится поздно.

— Вовсе нет, — возразила я. — Наверное, еще нет двух.

Я вынула из кармана свои серебряные часы, миниатюрную копию папиных, и открыла их.

— Уже три! — воскликнула я. — Я опаздываю. — Быстро вскочив на ноги и отряхивая солому с юбки, я потянулась за шляпкой. Ральф не пытался помочь мне, наоборот, он откинулся на старый мешок, набитый соломой. Я стояла, застегивая свое платье и искоса наблюдая за ним из-под ресниц. Он вытянул соломинку и принялся жевать ее с безучастным видом. Его темные глаза ничего не выражали. Казалось, ему было все равно, уйду я или останусь, он был спокоен, как тайный языческий бог в древних лесах.

Я уже собиралась уйти, мне следовало поторопиться, но возбуждение не оставляло меня, превратившись в какую-то непонятную боль. Мне не хотелось уходить просто так. Я села рядом с Ральфом и кокетливо опустила голову на его плечо.

— Скажи мне, что ты меня любишь, — прошептала я.

— О, нет, — ответил он без всякого тепла. — Ничего подобного я не испытываю.

Я в изумлении подняла голову и уставилась на Ральфа.

— Ты не любишь меня? — переспросила я.

— Нет, — ответил он. — Но ты ведь тоже не любишь меня, правда?

Я оскорбленно молчала. Но, действительно, я не могла сказать, что люблю его. Конечно, мне очень понравилось целоваться, — о, очень! — и я опять хотела встретиться с ним здесь, в темноте заброшенной мельницы. Возможно, в следующий раз я позволю Ральфу снять с меня платье и ласкать меня везде, где он захочет. Но он все-таки сын Мэг. И, на самом деле, он всего лишь гэймкипер, один из наших слуг. И к тому же мы позволяем ему и Мэг жить в этом маленьком, грязном домике почти бесплатно, просто из жалости.

— Нет, — медленно сказала я, — кажется, я тебя не люблю.

— Всегда есть те, кто любит, и те, которых любят, — задумчиво сказал Ральф. — Я видел, как взрослые мужчины рыдали как дети из-за моей матери, а она на них даже не смотрела. Да, и джентльмены тоже. Со мной никогда такого не случится. Я не стану влюбляться, томиться и чахнуть от любви. Я хочу быть тем, кого любят, хочу получать чужую любовь, и удовольствие, и подарки… и тому подобное.

Я быстро подумала об отце, о матери, чахнущей от любви к своему сыну. Затем я вспомнила о девушках в деревне, провожающих глазами своих возлюбленных; об одной девушке, бросившейся в пруд, когда ее парень уехал служить в Кент. Об этой боли, сопровождавшей любовь, свадьбы, рождение детей, и делающей женщин такими непривлекательными и уже нелюбимыми.

— Я тоже будут тем, кого любят, — твердо сказала я.

Ральф громко засмеялся.

— О, ты, ты принадлежишь к знати! Вы любите только ради удовольствия и ради обладания землей.

Удовольствие и обладание землей. Это правда. Поцелуи Ральфа были удовольствием, сказочным, доводящим до полуобморока удовольствием. Хорошая еда, вкус вина, охота ранним морозным утром, — все это было удовольствием. Но владеть Вайдекром — это не удовольствие, а большая ответственность, это единственно возможный образ жизни. Я улыбнулась при мысли об этом. Ральф улыбнулся мне в ответ.

— О, — прошептал он протяжно, — ты будешь замечательной маленькой покорительницей сердец, когда вырастешь. С этими раскосыми зелеными глазами, чудесными каштановыми волосами ты получишь все удовольствия, какие захочешь, и все земли, какие тебе понравятся, в придачу.

Что-то в его голосе убедило меня, что он говорит правду. Я буду наслаждаться всеми радостями жизни и всеми ее благами, когда захочу. Может быть, то, что меня угораздило родиться девочкой, принесет мне счастье. Я смогу наслаждаться и любовью, и землей, как это делают мужчины. И удовольствие, которое я получу от любви, гораздо больше того, что получают мужчины. Ральф наслаждался нашими поцелуями, я видела это, но его удовольствие ничто по сравнению с моим. Я таяла от наслаждения, когда он прикасался к моей шелковой коже. Мое тело было создано для любви, такое гладкое, гибкое и нежное. Я смогу наслаждаться любым мужчиной, каким захочу. Я смогу обладать любой землей, какой захочу. Но мне нужен был только Вайдекр, я хотела его всеми мыслями, каждым вздохом. И я заслуживала его. Никто не любил его так, как я, никто не знал его так хорошо, как знала его я.

Размышляя, я взглянула на Ральфа. Мне послышалось что-то новое в его голосе, его глаза не казались больше безразличными, они опять стали теплыми и чувственными.

— Ты мог бы полюбить меня, — сказала я убежденно. — Ты уже близок к этому.

Он поднял руки, как бы сдаваясь.

— О да, — произнес он, как будто ничего не случилось. — И, возможно, мог бы заставить тебя полюбить меня. Но мы не были бы счастливы. Тебе принадлежит Вайдекр Холл, а мне — этот домик. Мы можем любить друг друга и получать удовольствие, встречаясь в разных грязных и темных местах, но потом ты выйдешь замуж за лорда, а я женюсь на какой-нибудь неряшливой девчонке из деревни. Если ты захочешь любви, ты сможешь найти кого-нибудь еще. Я же беру тебя только ради удовольствия.

— Хорошо, ради удовольствия, — подтвердила я, будто принося клятву, и подставила ему лицо для поцелуя. Ральф поцеловал меня торжественно, как бы скрепляя обещание. Я вскочила на ноги, собираясь уходить, но, посмотрев на него, замерла. Облокотившись на мешок соломы, он казался каким-то опасным божеством плодородия. Я улыбнулась ему почти смущенно и подошла ближе. Лениво он протянул руку и привлек меня к себе. Я опять оказалась в его руках, мы глядели в глаза друг другу и улыбались, как равные, как будто не было ни Вайдекр Холла, ни его жалкого домика. Затем его твердый рот жадно прижался к моим губам, и моя шляпка опять полетела в солому.