Патриция Поттер - Радуга

Мередит подняла голову, ее лицо было искажено отчаянием.

— Он сделал мне предложение.

— И?

— А теперь он опять хочет спрятаться… как прятался… чтобы ничего не чувствовать.

— Но ты не допустишь этого, — сказала Софи так уверенно, что Мередит не могла не улыбнуться.

— Если Кэм умрет…

— Доктор Смит сделает все, чтобы он не умер. Он воспринимает смерть, как личное оскорбление.

— А почему вы…

Этот вопрос Мередит хотела задать с тех пор, как они с Лизой появились у порога этого дома. Мередит была потрясена тем, как хорошо их встретили. Как только они с Лизой прошли вниз по лестнице в подвал, тут же были отданы приказы и тут же они были выполнены. Было ясно, что незваные гости здесь не в новинку.

Софи пожала плечами. Было ясно, что она не собирается отвечать на такой простой вопрос, почему она помогает Подпольной железной дороге.

Мередит поняла, что не имеет права ни о чем спрашивать, ни на чем настаивать. Так что она задала другой вопрос.

— Есть ли какие-нибудь новости?

— Охотники за сокровищами и люди шерифа перевернули вверх дном весь город. Они перекрыли все дороги и обыскивают каждый пароход. Они и сюда приходили, но бутылочка хорошего виски облегчила их работу.

Мередит посмотрела на Софи широко раскрытыми глазами.

— Что с Лизой?

— Так далеко они не ходили. К тому же Лиза теперь рыжая, — сказала Софи весело. — По тем описаниям, что они мне показали, никто бы не опознал ее.

— А “Лаки Леди”?

— Получила повреждения, но их легко можно ликвидировать, — сообщила Софи. Еще она добавила, что после тщательного обыска пароходу разрешено идти в Новый Орлеан на ремонт. Джамисон убедил полицию, что ничего не знал о незаконной деятельности капитана.

— А мы для вас не опасны? — спросила Мередиту Софи. Та пожала плечами.

— Никто не найдет потайную комнату. А как у нас дела, есть ли какой успех с нашим упрямым капитаном?

— Я ему не нужна, — отрывисто бросила Мередит.

— Нет, я думаю, нужна. Дайте ему время, — мягко посоветовала Софи и тут же повернулась, чтобы уйти, сделав это весьма поспешно, чтобы Мередит не успела заметить сомнение, стоявшее в ее глазах.

Но казалось, что время не помогало. Несколько дней Кэм метался между жизнью и смертью. Мередит с Лизой ухаживали за ним, когда не было врача. Мередит знала, что Квинн не позволил врачу лечить его раны, и она настояла что сама это сделает. Он безразлично согласился и даже ни разу не поморщился, когда Мередит промывала ему спиртом раны на шее и груди. Его глаза были ясными и холодными, а рот застыл в высокомерной полуулыбке, которую Мередит когда-то видела на его лице постоянно. Она научилась не доверять этой улыбке.

Он вел себя так, словно жил в другом мире, а на обитателей этого мира смотрел с пренебрежительным любопытством. Только однажды, резко обернувшись, Мередит увидела в его глазах боль, но он тут же спрятал ее где-то в глубине души.

Он казался спокойным и тихо сидел, подобрав ноги, в углу комнаты. Но Мередит, зная его прошлое, понимала, каким адом для него может быть сидение в тесной комнате. Только благодаря тому, что он хорошо умел держать себя в руках, он не ходил из угла в угол, как зверь по клетке.

Тем не менее напряжение было ощутимо. Она чувствовала, как оно клубится в комнате, живое, опасное, требующее освобождения.

Мередит все думала над тем, как разбить стены, которые он так старательно возвел вокруг себя. Трубить во все трубы, думала она мрачно, было далеко не лучшим решением. И она разработала целую тактику ведения боевых действий — с отступлениями, прорывами, нападениями с флангов.

Маневр отступления начался, когда она сделала вид, что принимает его решение.

— Я возвращаюсь, — объявила она однажды утром.

— Куда? — сузил глаза Квинн.

— В Виксбург. Я буду по-прежнему работать с Подпольной железной дорогой.

— Иди к черту.

Она пожала плечами.

— Ты же сказал, что хочешь жить один. Если ты будешь жить своей жизнью, тогда и я буду жить своей. Я даже могу выйти замуж за Гила. Никто не заподозрит его жену.

— А как же Лиза? — напряженно спросил Квинн.

— Ах, я поеду с тобой в Канаду и позабочусь, чтобы у нее было достаточно денег, чтобы хорошо устроиться. А потом я поеду домой.

— Черта с два ты поедешь. Наступило время для атаки с фланга.

— Ты уже говорил, — спокойно заметила она, — что тебе надо делать то, что ты должен. Так ведь и мне тоже. Я никогда бы не согласилась поехать с тобой на Запад. Я нужна людям.

“Ты нужна мне” — эти слова он так и не произнес вслух. Он стоял, прислонившись к стене, убрав руки за спину. Его пальцы впились в доски — он изо всех сил сдерживал опасные слова, готовые вылететь, как лава извергающегося вулкана.

— Теперь это очень опасно, — сказал он напряженно-спокойным голосом.

— Почему? Меня никто не видел. Они видели только черного слугу. Никто не сможет связать меня с побегом Лизы, никто ведь не знает, что она моя сестра, а Мерриуэзеры скажут, что все это время я была с ними или ездила к своим друзьям.

Черт возьми, она была права. Они чертовски хорошо ее защищали. Слишком хорошо, подумал он. Ему была невыносима мысль, что она вернется к прежней опасной жизни. До сих пор ей везло. Но он-то знал, что удача ей может изменить. Ему пришлось обратиться к Кэму за поддержкой.

Он показал глазами на беспокойно мечущегося на постели Кэма.

— Разве этого не достаточно?

— Ничего недостаточно, если чего-то хочешь… Очень хочешь.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — грубо и зло сказал Квинн.

— Тогда скажи мне, — сказала она агрессивно, — скажи-ка, почему ты так боишься жить.

— Хорош, — гневно ответил он. — Хочешь услышать — я тебе скажу. Ты спрашивала про Терренса. Я расскажу тебе о нем. Это был мой самый лучший друг. Он никогда не сдавался. Никогда. Он был уверен, что однажды мы убежим. И меня уверил в этом.

Но один охранник особенно невзлюбил меня. Видит Бог, ему было очень легко выразить свою неприязнь. Правила запрещали все. Разговоры между заключенными. Взгляд, который мог быть расценен как неуважительный, минутную задержку в работе на лесоповале. У британцев были весьма изощренные наказания, включавшие яму с водой. Туда погружали провинившегося и оставляли на несколько дней. Если человек засыпал, то он тонул. После такого наказания, я очень ослабевал и спотыкался, когда мы таскали бревна. Охранник начал избивать меня дубинкой, а Терренс набросился на него. Получилось так, что он убил охранника.

Не имело значения, что это произошло случайно. Терренс был обвинен в убийстве и приговорен к смерти. Они забили его плетьми до смерти. Каждое утро в течение трех дней они тащили его к позорному столбу, а всех нас заставляли смотреть. Каждое утро он получал сотню ударов, а потом его тащили в темный подвал, где его раны загнаивались, а на следующее утро они опять вскрывались. Он умер на третий день.