Патриция Поттер - Гордое сердце

Несмотря на жару, она поежилась как от озноба. По спине побежали мурашки.

Их взгляды опять встретились, и ей снова удалось заглянуть в глубину его глаз и даже догадаться, о чем он подумал. Внутренне она как бы рванулась к нему, но на его лице тотчас появилось выражение то ли призыва, то ли предостережения. Ясно было одно: он ждет от нее каких-то действий.

Солдаты уже седлали лошадей, а лейтенант так и не появился. Нет — и не надо! Она сама в состоянии дать Маккензи воды. Эйприл решительной походкой направилась к фургону, взяла кружку, наполнила ее водой из большой фляги и подошла к Маккензи.

Эйприл обратила внимание, что он следит за каждым ее движением. В его глазах она увидела предупреждение, но не поняла, в чем дело, и протянула кружку.

— Обойдется, — сказал за ее спиной Террелл и резко оттолкнул ее руку.

Кружка покатилась по земле. Эйприл возмущенно обернулась.

— Но он же без воды дальше и шагу не сделает!

— Зря беспокоитесь. Индейцы, милая дамочка, не люди. Вот этот, например, хуже собаки. Видите, сидит себе с ошейником, и хоть бы что. Говорят, жажда их не мучает. А вы, между прочим, много на себя берете. Я вот вам что скажу, милая дамочка, вы уж не вмешивайтесь не в свое дело. Он убил моего друга, пытался изнасиловать его дочку… — Глаза сержанта сузились. — А может, вы домогаетесь от него именно этого?

Не успел он докончить фразу, как Эйприл размахнулась и ударила его по лицу. И в ту же секунду удар кулака сбил ее с ног. Эйприл услышала, как закричал Дэйви, как грозно рыкнул Маккензи. Увидела, как Дэйви бросился на дородного сержанта и стал молотить негодяя кулаками. Террелл грубо отшвырнул его. Эйприл вскочила, схватила сынишку, прижала к себе. Ее всю трясло. Из рассеченной губы на блузку капала кровь.

Она подняла глаза на сержанта. Весь красный, без тени раскаяния на лице, он сверлил ее злобным взглядом.

— Не суйте свой нос, куда не просят. Понятно?

— Что здесь происходит, черт возьми? — раздался окрик.

Эйприл обернулась и увидела Пикеринга. Он спешился и подбежал к ней. Белый как полотно, лейтенант смотрел на нее во все глаза.

— Ваш сержант, — начала она, чеканя каждое слово, — обожает измываться над теми, кто не в силах дать ему достойный отпор. — Она потерла ладонью саднящую скулу. — Оказывается, он сражается не только с мужчинами, но и с женщинами. И даже с детьми.

Пикеринг в ужасе уставился на Террелла.

— Вы ударили эту леди? Вы позволили поднять руку на ребенка?

— Поверьте, сэр, я не хотел, то есть я не виноват, — стал оправдываться Террелл. — Она все время крутилась возле арестанта.

Террелл не знал точно, кто эта леди, из-за которой так распалился лейтенант. Слышал, будто она вдова капитана американской армии. Но сейчас вдруг испугался.

— Лейтенант, кому, как не вам, знать, мы не имеем права позволять посторонним подходить к арестованному. Это же опасный преступник. Она, конечно, не понимает. — Террелл обернулся к Эйприл и поспешил оправдаться: — Милая дамочка, разве вы ничего не поняли? Я ведь пытался вас защитить.

Эйприл выпрямилась и вздернула подбородок.

— Только от вас, сержант, именно от вас меня следует защищать. — Она повернулась к Пикерингу. — Я этого так не оставлю. Он ответит за рукоприкладство.

Пикеринг смотрел на разъяренную женщину, на струйку крови, ползущую по ее подбородку, и чувствовал, как растекается холодок под ложечкой. Нет, это не поездка, а сущий кошмар! Он перевел взгляд на индейца-разведчика, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Тот уже стоял в полный рост. Кулаки были крепко сжаты, ноги напружинены как перед прыжком. Выражение лица не предвещало ничего хорошего.

— Сержант не дал этому человеку ни капли воды, — сказала Эйприл. — Это бесчеловечно.

Пикеринг в данный момент не испытывал никаких человечных чувств к субъекту, который заварил всю эту кашу.

— Сержант Террелл поступает так, как считает нужным. Ему видней, — сказал он успокаивающим тоном. — Вы же видите, арестованный совсем не страдает из-за отсутствия воды. Он — индеец! — добавил лейтенант с интонацией, которая, по его разумению, объясняла все.

Это заявление лишь подлило масла в огонь. Эйприл дала волю гневу:

— Если еще раз я это услышу… — Она замолчала, не зная, что сказать дальше, поскольку понятия не имела, что тогда сделает. Тем не менее после небольшой заминки попыталась развить свою мысль: — Он — человек. Понимаете? И я не потерплю, чтобы… чтобы ваш сержант, этот молодец среди овец… измывался над арестованным. Вы только взгляните на эту веревку на шее. Как можно допускать подобное?

Пикеринг уловил в ее голосе нотку неуверенности. Понимает, конечно, что защищать убийцу по меньшей мере странно.

— Послушайте, миссис Мэннинг, — осмелел он, — есть только один способ обращения с дикарями, у которых страсть к убийству в крови. Их надо сторониться. Поэтому сержант совершенно прав, сказав, что подобный тип для цивилизованного общества представляет опасность и таких, как он, следует изолировать.

Разговор приближается к концу, поняла Эйприл. Она решила выложить свою козырную карту.

— А вы уверены, что генерал поддержит вашу точку зрения? Он, по-вашему, такой же беспощадный?

— Генерал Вейкфилд? — протянул Пикеринг. — Я слышал, что в бою он…

— Так то в бою, — оборвала его Эйприл. — Генерал не щадит врага в бою, но что касается пленных… он никогда бы не допустил издевательства, подобного этому. — Она кивнула в сторону Маккензи. — Я знаю, что говорю, потому что генерал Вейкфилд — мой отец.

И Пикеринг, и Террелл — оба побледнели. Эйприл покосилась на Маккензи и увидела, что тот изумлен.

Пикеринг первым обрел дар речи:

— Что же вы… почему же вы до сих пор ни словом не обмолвились об этом?

— Не видела необходимости. И как только что выяснилось, сильно ошибалась, считая, что вдова, потерявшая мужа на войне, заслуживает не меньшего уважения, чем генеральская дочь, — отчеканила Эйприл.

Она кинула взгляд на Террелла и поразилась произошедшей в течение секунды метаморфозе — его только что мертвенно-белое лицо стало багровым от злобы, плескавшейся в сощуренных глазах.

— Повторяю, лейтенант, мой отец никогда не позволил бы себе так обращаться с человеком, лишенным возможности постоять за себя.

Эйприл нагнулась, подобрала с земли кружку и снова наполнила ее водой, ощущая на себе недоброжелательные взгляды офицеров и солдат. Потом подошла к Маккензи и протянула ему кружку. Он неловко взял ее в ладони, соединенные наручниками, поднес ко рту и стал пить — не торопясь, смакуя каждый глоток. Выпив все до капельки, вернул кружку, а затем, приподняв бровь, произнес с ярко выраженным шотландским акцентом: