Маргарет Пембертон - Цветущий сад

Нэнси крепко сжала руки на коленях.

— Каким образом, доктор Оливейра?

— Вы будете больше уставать и постоянно зябнуть. Об этом вы пока ничего не говорили.

Нэнси неосознанно коснулась края легкой кашемировой шали, которую в последнее время везде носила с собой. Маленькие глазки португальского доктора проницательно смотрели на нее.

— Ваши волосы потеряют естественный блеск, ногти станут ломкими.

— Это все? — В ее голосе почувствовалось облегчение. — Это не такая уж большая плата за возможность родить ребенка.

Доктор Оливейра посмотрел на нее добрыми глазами:

— Я не специалист по болезням крови, миссис Камерон. Я, конечно, напишу вашему врачу в Нью-Йорк. Надеюсь, он предоставит мне дополнительную информацию. Естественно, в том случае, если вы настаиваете на попытке сохранить ребенка.

Он внимательно посмотрел ей в глаза.

— Я лично считаю, что надо сделать аборт. Особенно в таких необычных обстоятельствах.

Нэнси отвернулась от него и устремила свой взгляд в море. Оливейра больше не говорил о ее болезни. Он упомянул о происхождении ребенка. Он знал, что отцом был Рамон. Она должна покинуть остров.

— Я хочу рожать в Португалии, — сказала Нэнси с мрачной решимостью. — И буду вам очень благодарна, если вы сможете наблюдать за течением моей беременности и присутствовать при родах.

Доктор Оливейра только развел руками.

— Если вы настаиваете на сохранении ребенка, я окажу вам посильную помощь. Однако… — его взгляд был мрачным, —…вы должны отчетливо представлять себе, миссис Камерон, что, хотя и есть вероятность того, что вы родите ребенка и он окажется здоровым, после родов вы уже не сможете подняться.

На шее у Нэнси затрепетала маленькая жилка.

— При родах у вас начнется кровотечение, миссис Камерон. Это неизбежно.

— И наступит смерть?

Доктор кивнул.

В ее улыбке отразилась печаль и умиротворение.

— Мне кажется, доктор Оливейра, что лучше умереть, дав жизнь другому человеку, чем медленно, день за днем бессмысленно угасать.

Доктор Оливейра кивнул. Нэнси была тверда в своем решении, и он согласился с ней. Он сомневался, что ей удастся выносить ребенка положенный срок, но возможны чудеса. Миссис Камерон, несомненно, сама обладала магической силой, а магия и чудеса всегда ходят рука об руку. Все возможно. Ему очень хотелось увидеть, как все произойдет на самом деле.

— А где бы вы хотели остановиться в Португалии? Разумнее всего было бы поехать в Лиссабон или Опорто.

Он уже думал о возможных переливаниях крови и о том, что он мог ошибиться в своих прогнозах. Если бы найти подходящее лекарство и сделать немедленное переливание крови, когда у нее начнется кровотечение, тогда смерть не была бы столь неизбежной.

— В Лиссабон, — сказала Нэнси, и ее дрожащие пальцы снова спокойно легли на колени. Она думала о том, куда уехать, всю предыдущую ночь. Она отвергла Ирландию с ее влажным климатом и Швейцарию, очень популярную среди представителей ее круга. Ей хотелось спокойствия и уединения. Ответ был очевиден. Она родит ребенка в Лиссабоне. В Рамоне португальская кровь всегда преобладала над американской. Он тоже захотел бы, чтобы его ребенок родился в Португалии. В Опорто находится дом семьи Санфордов. Если Рамон поедет на материк, то он вернется в Опорто, а не в Лиссабон.

Доктор Оливейра встал.

— В таком случае я навещу вас в Лиссабоне, миссис Камерон.

Нэнси улыбнулась, пожала ему руку и, накинув на плечи шаль, вышла в сад.

Теперь Нэнси уже не одевалась с особой роскошью на коктейли и обеды, устраиваемые в отеле, так как больше не посещала их. Время от времени она обедала с друзьями: Феликсом, Венецией, иногда с Костасом и теперь уже, по-видимому, присмиревшей Мадлен. Часто заходили султан и Мариса и сидели на ее террасе, попивая коктейли, прежде чем присоединиться к жаждущей удовольствий толпе в холле. Мариса ухитрилась сделать то, что Нэнси считала невозможным, — представить бой быков в новом, более приемлемом свете.

— Я ненавижу это зрелище, — сказала Нэнси как-то вечером, когда они сидели в сумерках. Вокруг ламп кружились насекомые, а на столе стоял джулеп — прекрасный напиток из коньяка с водой, сахаром и льдом, заменивший бесконечный поток шампанского. — Это вроде охоты на лис. Очень жестокий вид спорта.

Султан засмеялся:

— Я думал, вы наполовину англичанка. Как вам может не нравиться национальный вид спорта?

— Это спорт только для определенной части английского общества. Мое американское воспитание оказало пагубное воздействие, чем были очень обеспокоены родственники с материнской стороны. Я никогда не принимала и не буду принимать участия в охоте на лис.

Тут вмешалась Мариса:

— Охота на лис не требует ни умения, ни храбрости. Надо только научиться сидеть на лошади, на что способен даже ребенок. В бое быков матадор рискует жизнью. — Глаза ее загорелись. — Когда я вонзаю в шею быка бандерильи и спешиваюсь, чтобы убить его, я стою на арене один на один с разъяренным животным. А затем… — ее тонкое тело напряглось, словно она действительно находилась на арене, — а затем вонзаю свою шпагу ему в затылок, и бык мертв, а я жива!

Нэнси вздрогнула.

Мариса возбужденно продолжала:

— Каждый бык рожден для того, чтобы в конце концов быть убитым человеком. Быки для корриды живут в прекрасных условиях и умирают с почестями, не то что быки, которых разводят на мясо. Они не знают ни славы, ни почета. Быки для корриды живут на свободе пять-шесть лет, а не два года, как другие. Они умирают в бою. Их осыпают цветами. Им аплодируют тысячи людей. Будь я быком, то, конечно, предпочла бы арену, чем жалкую участь домашнего скота, которого должны прирезать, чтобы съесть!

Стук в дверь испугал Нэнси. Она обещала Санни встретиться за коктейлем и надела нарядное платье в восточном стиле, подаренное ей султаном. Затем вспомнила о Вильерсе. Она просила его заказать ей билет на пароход до Лиссабона.

Мария открыла дверь, и в комнату решительно вошел Рамон. Его появление произвело ошеломляющее впечатление.

Марии не надо было говорить, чтобы она удалилась. Она выскользнула через все еще открытую дверь. Неужели миссис Санфорд рассказала сыну о состоянии миссис Камерон? Пресвятая Мария, что она наделала? Мария поспешила на поиски Луиса, чтобы найти утешение в его объятиях, в которых, как она знала теперь, никогда не бывало другой женщины.

Нэнси присела на стул у туалетного столика. Силы оставили ее. Рамон продолжал стоять, расставив ноги и нахмурив лоб. В уголках его рта пульсировали маленькие жилки. Он был одет для обеда в белый смокинг и роскошную рубашку, украшенную кружевами, которые были скорее к лицу женщине, нежели мужчине. Однако на Рамоне они выглядели великолепно. Гофрированные манжеты вокруг запястий подчеркивали его мужественность. На запонках сияли большие бриллианты. На мизинце левой руки пылал, как огонь, красный рубин. Его обычная небрежность, граничащая с наглостью, сменилась натянутостью, которая лишила Нэнси присутствия духа. Он выглядел как зверь, приготовившийся к прыжку.