Маргарет Пембертон - Цветущий сад

Команда «Кезии» прислушивалась к каждому слову Рамона.

— Я не понимаю…

— Зато мне все понятно! Я понял, что ты, моя мать и твой глупый отец едва не сломали нам жизнь! Он никогда не убивал моего отца, и тот умер вовсе не из-за него. Мой отец скончался от кровоизлияния в мозг. Я точно знаю это! Я был с ним, когда он умер! — Рамон сжал ее кисти с такой силой, что, казалось, кровь в жилах остановилась. — Глупый сообщник твоего отца просто ослабил винты на «лагонде», чтобы автомобиль потерпел аварию. Авария действительно произошла, а поскольку мой отец, как и я, сам любил водить машину, твой отец решил, что он погиб в результате катастрофы. Но это не так. Авария случилась совсем по другой причине. Все колеса «лагонды» остались на месте. Могу добавить: я рад, что твой отец поверил в убийство. Он в самом деле мог его совершить!

— Но он не сделал этого? — воскликнула Нэнси с чувством облегчения.

— Конечно, нет! Теперь, ради Бога, перестань плакать и поцелуй меня!

Потребовалось всего лишь пять минут, чтобы шлюпка достигла «Кезии», еще три, чтобы Нэнси забралась по качающемуся веревочному трапу на благословенную палубу. Всего восемь минут — и она приняла самое важное в жизни решение. Она выйдет замуж за Рамона, но сохранит свою тайну. Их ребенок будет рожден в браке. Ничто не может помешать их вновь обретенному счастью. Если она расскажет ему сейчас всю правду о себе, он будет ужасно расстроен. Оставшиеся месяцы ее беременности пройдут в бесполезной погоне за консультантами, которые ничем не смогут ей помочь. Она стала более зрелой с тех пор, как несколько месяцев назад стояла в жарко натопленной приемной доктора Лорримера. Она обнаружила в себе силы, о которых раньше даже не подозревала. Она научилась жить, высоко ценя каждый отведенный ей день, с благодарностью воспринимая как страдания, так и радость. Страдания означали, что она еще жива и может любить. Это была ее ноша, и она ни с кем не хотела разделить ее. У нее родится ребенок, и у него будет отец. Со временем Рамон, возможно, снова женится. На Тессе Росман с ее светлыми волосами и милой улыбкой. Тесса будет ласковой и любящей мачехой. Будущее, конечно, непредсказуемо. Но сейчас она снова вместе с Рамоном, любящая и любимая.

Зия просто ожила.

— Дорогая, какая приятная новость! — воскликнула она, идя по лужайке им навстречу легкой пружинящей походкой, которой у нее не было уже несколько недель. На столе снова появились шампанское, апельсиновый сок и печенье. — Думаю, в таких обстоятельствах будет ханжеством с твоей стороны оставаться в своем номере, а Рамону — в своем. Я хочу, чтобы ты пожила в отеле, пока не родится ребенок. По крайней мере в «Санфорде» ты можешь быть уверена, что тебя никто не побеспокоит.

— Мария! — вскрикнула Нэнси, прижав руку к губам. — Она осталась на борту «Элин».

Рамон засмеялся, крепко обняв ее за талию:

— Значит, ей придется оставаться там, пока «Элин» не причалит в Лиссабоне. Я прослежу, чтобы ее немедленно доставили назад.

— Но она ненавидит путешествия по морю.

— Господи! — воскликнул Рамон, и его брови взметнулись вверх. — Сегодня утром в моем офисе был Луис. Он ругался и кричал, что последует за Марией при первом же удобном случае. Если бы я не остановил его, он готов был плыть за ней через весь океан!

— В Америке бракоразводные процессы длятся недолго, не так ли, дорогая? — сказала Зия, разбрасывая крошки печенья голубям. — Не думаю, что ребенок появится раньше, чем ты и Рамон поженитесь. Теперь меня ничто не тревожит. — Ее улыбка была мягкой и необычайно лучистой для женщины, которой под семьдесят. — Я уже написала твоему отцу. Его совесть будет наконец чиста. Он должен опять сойтись с Глорией. Скажи мне, — она села под тень зонтика из павлиньих перьев, — что собой представляет Глория?

— Лучше спросите об этом Рамона, — сказала Нэнси с притворной скромностью и была награждена таким взглядом, что за ним должно было последовать неминуемое наказание, а затем — столь же неизбежное примирение.

Теперь Нэнси больше не занималась хозяйством отеля. С каждым днем она уставала все больше и больше. Огромные апартаменты, которые она занимала с Рамоном, выходили в сад, и Нэнси проводила дни, лежа в тени в шезлонге, занималась живописью и принимала отдельных посетителей и близких друзей.

Рамон, не сведущий в таинстве беременности, ничего не подозревал и оставался веселым, часами наблюдая, как она писала то одну картину, то другую.

— Хорошо, — просто сказал Джованни в конце мая, когда она впервые с волнением представила его глазам шесть законченных полотен. — Очень хорошо! Каррера будет доволен. Завтра я отвезу их в Рим.

— О нет! Не так скоро!

Джованни вопросительно приподнял свои густые брови.

— Они требуют доработки…

— Они вполне законченны, — уверенно сказал Джованни. — Не надо волноваться. Я, Джованни, говорю, что картины достойны выставки. Вы сомневаетесь?

— Нет… Только… — Нэнси, ослабев, откинулась назад. — Я боюсь, Джованни. Что, если ни одна из них никому не понравится?

— Вам они нравятся?

Нэнси долго и напряженно смотрела на полотна. Она вложила в них всю свою душу, свои надежды, свои страхи.

— Да, — ответила она просто.

— Тогда этого достаточно.

В конце мая Бобо и Хасан поженились в Париже и вернулись в «Санфорд», чтобы провести там медовый месяц. В Риме Леопольд Каррера организовал небольшую изысканную выставку, где были представлены работы неизвестных художников. Картины получили сдержанную оценку в итальянской прессе. Однако две из них были проданы и выставлены рядом с такими мастерами, как Шагал и Лабиш, во Флорентийском дворце. Когда же Амстердамский национальный банк через Карреру обратился к неизвестному художнику, заказав у него картину для нового офиса, который обошелся во много миллионов, оба критика из «Таймс» и «Ле Монд» поместили в газетах соответствующие заметки.

Нэнси колебалась.

— Не могу в это поверить, — сказала она Рамону, раскрыв газеты, а затем читая и перечитывая письмо Леопольда Карреры. — Он хочет, чтобы я приехала в Рим и подтвердила авторские права на свои картины.

— Я тоже хочу, чтобы ты подтвердила свои права, — сказал Рамон. — Я также категорически запрещаю продавать оставшиеся четыре полотна, пока сам не посмотрю их. Мне кажется, у отеля есть преимущественное право на приобретение одного из них.

— Я нарисую все, что ты захочешь, — сказала она, сияя от удовольствия.

— У тебя не будет времени, — сухо заметил Рамон. — Всемирно известные корпорации засыплют тебя заказами.

— Только одна корпорация.

— Уже две, — поправил Рамон. — Это пришло сегодня утром. — И он протянул ей телеграмму от Карреры.