Мэри Патни - Лепестки на ветру

Перед очередным рандеву Мегги, заскочив в темный закуток коридора, бессильно оперлась о стену и закрыла глаза. Ей требовалось собраться с силами. Мысленно она произнесла самые смачные из ругательств на всех пяти языках, которыми владела в совершенстве.

Будь проклят Роберт за то, что втянул ее в историю с герцогом Кэндовером, будь проклят Рейф Уайтборн и за свою дьявольскую холодность, и за прожегший душу поцелуй, злосчастный поцелуй, поставивший ее перед печальным фактом: та Марго не умерла, как была уверена Мегги, а все еще жила в ней. И больше всех будь проклята она сама за то, что вопреки здравому смыслу испытывала странное возбуждение от мысли, что они вновь начнут встречаться.

Тщетно Мегги напоминала себе, что поцелуи давно перестали что-то значить для Рейфа Уайтборна. Сколько женщин он познал за последние годы? Сотни? Тысячи?

Вот почему он столь искусен в поцелуях…

Эта мысль усилила ее ярость. Пришлось произнести полный набор русских ругательств, чтобы немного разрядиться. Следующее рандеву должно было проходить в одной из комнат, как две капли воды похожей на ту, которую она сейчас покинула. Мегги вошла без стука. Роберт ждал ее, развалившись на софе с бокалом вина в руке. Со стороны он мог показаться любовником, нетерпеливо поджидающим свою даму. И это в определенной степени соответствовало истине.

Он хотел было встать, но Мегги махнула рукой, давая понять, что церемонность неуместна. Подойдя к софе, она села рядом. В его присутствии Мегги было уютно всегда.

Взглянув на даму, Роберт со свойственной ему проницательностью тут же все прочел в ее глазах.

— Могу я полюбопытствовать, как прошел поединок с герцогом?

— Вы с ним победили, — вздохнула Мегги. — Я останусь в Париже до окончания конференции, сколько бы она ни продлилась.

Роберт удивленно присвистнул:

— И как Кэндоверу это удалось? Наверное, у него есть в запасе какой-то необыкновенный метод уговоров. Надо при встрече выведать секрет.

— Не пытайся, дружок. У тебя ничего не выйдет, — улыбнулась Мегги. — Едва ли его методикой сможет воспользоваться кто-то другой. — И тут же серьезно добавила:

— Когда мой отец и Вилли были убиты, Рейф случайно оказался во Франции. Он переправил их тела в Англию. Выходит, вот уже двенадцать лет они мирно спят в нашем фамильном склепе.

Роберт прищурился. Конечно, ее решение остаться его порадовало, но последнее сообщение вызвало целый сонм разнообразных вопросов. Насколько близко она знает герцога и какие в этой связи могут возникнуть затруднения в осуществлении его собственных планов? Оставив эти мысли при себе, Роберт спросил лишь:

— Может ли случиться, что он солгал, чтобы уговорить тебя остаться?

Мегги непроизвольно напряглась. Вопрос Роберта задел ее за живое: на слово Рейфа всегда можно было положиться. Не задумываясь ни секунды, она ответила:

— Нет, он настоящий английский джентльмен и органически не переносит лжи.

Роберт усмехнулся, в глазах его мелькнул огонек.

— Неужели мне так и не удалось внушить тебе, что не все англичане — джентльмены?

— Ты, Роберт, существо особого рода. То, что тебя произвели на свет в Англии, скорее чистая случайность, — со смехом ответила Мегги. При всем его стремлении убедить Мегги в обратном Роберт оставался в ее глазах истинным джентльменом, джентльменом в куда большей степени, чем Рейф Уайтборн.

За годы совместной работы Марго не раз задавалась вопросом, кто же на самом деле ее любовник и партнер. Она подозревала, что Роберт происходит из знатной семьи, он наверняка получил блестящее образование, но по каким-то причинам не был принят в политических кругах. Видимо, этим объяснялось его нежелание возвращаться на родину. Однако ей ни разу не пришло в голову расспросить Роберта обо всем, чтобы получить подтверждение своим догадкам, а Роберт не заводил об этом разговора. Так что, несмотря на их многолетнюю близость, некоторые вещи никогда ими не обсуждались.

— Кстати, вынуждена тебя огорчить: я так и не смогла претворить в жизнь твой план, герцог оказался глух к моим чарам, — добавила Мегги, криво усмехнувшись. — Боюсь, дело не в моей внешности. Результат оказался бы тем же, будь я прекрасна, как Елена Троянская, или безобразна, как мадам де Сталь. Благородный герцог презирает шепот похоти, по крайней мере тогда, когда речь идет о деле государственной важности.

Все так, ведь его поцелуй был всего лишь попыткой выяснить, кто же на самом деле Мегги.

— Скорее всего он просто прекрасно владеет собой. Что касается меня, то, видя тебя в этом наряде, я готов сию же минуту запереть дверь и долго целоваться с тобой.

Мегги посмотрела куда-то в сторону, не желая поддерживать игру. Словно не понимая его намека, она сказала:

— Ты мне напомнил, что перед возвращением в Англию мне необходимо перетрясти свой гардероб. Оставлю только платье под самую шейку. Мне порядком надоело, что мужчины, вместо того чтобы смотреть мне в лицо, утыкаются взглядом в грудь.

Роберт понял, что сейчас Мегги не в настроении шутить, и серьезно спросил:

— Как ты думаешь, почему Кэндовер пошел на этот необычный поступок: привез тело твоего отца в Англию? Наверняка ему пришлось преодолеть множество препятствий.

— Догадываюсь, как ему было нелегко, — ответила Мегги, не решаясь посвятить в историю своих отношений с герцогом даже Роберта. — Они дружили с моим отцом, — пояснила она, и это было правдой, хотя и не всей. Предупреждая дальнейшие расспросы Роберта, быстро продолжила:

— Могу тебя обрадовать, ко всем прочим бедам на нашу голову свалилась еще и эта: Кэндовер прибыл с заданием, приступить к выполнению которого мы с тобой должны немедленно. — И она рассказала о возможной подготовке заговора в дипломатических кругах Парижской конференции. В подтверждение своих слов Мегги достала свиток с печатью от лорда Стрэтмора, и они прочли сообщение вместе с Робертом.

— Если Стрэтмор прав, — мрачно заметил Роберт, — дело принимает серьезный оборот. Здесь зрели и другие заговоры, но, как правило, люди, принимавшие в них участие, не были слишком опасными, да и зарождались эти заговорчики в кругах, далеких от сильных мира сего. Сейчас, похоже, случай не тот.

— Мне кажется, — задумчиво протянула Мегги, — я уже знаю, кто может быть к нему причастен, даже могу назвать имена.

— И у меня есть догадки, но мы не имеем права давать непроверенную информацию. Пока не соберем бесспорные доказательства виновности того или иного, этот человек в глазах всех остальных должен быть чист, пусть даже у нас не останется на его счет никаких сомнений.

— Если бы мы с тобой смогли поделиться сведениями друг с другом, круг подозреваемых сузился бы.