Мэри Патни - Розы любви

Потом, когда они, утолив свою страсть, лежали в объятиях друг друга, он прошептал:

— Все-таки близкие отношения лучше начинать до брака. Это делает день свадьбы гораздо приятнее.

— Это опасная идея, подрывающая общественные устои. А мужчина, ее высказывающий, рискует прослыть прожженным развратником. — Клер тихо рассмеялась. — Знаешь, тогда, в самом начале, ты был прав, когда сказал, что если я проиграю, то мы выиграем оба.

Он зарылся пальцами в ее спутанные волосы.

— А по-моему, у нас с тобой получилась ничья благодаря твоему здравому руководству. Мы оба выиграли, и никто не остался в проигрыше.

Кроме Никласа, который потерял свою холостяцкую свободу, но раз уж его самого это, похоже, не удручает, она не станет напоминать ему об утрате.

— Игровая поверхность у нового стола замечательная, — лениво протянула Клер. — Но думаю, что его надо сделать тяжелее — от нашей возни он наверняка отъедет фута на два. — Она снова перешла на тон строгой школьной учительницы. — И еще: сукно не может скрыть того, что шифер гораздо сильнее холодит тело, чем дерево.

Он легко, как перышко, поднял ее и посадил верхом на себя.

— Ну как, теперь тебе достаточно тепло?

— Ммм… да.

Когда они занялись любовью, между ними вдруг снова возникла та высшая степень близости, что и в ту ночь, когда приехал Люсьен, а сердце Клер так переполнилось, что она не смогла больше молчать. Глядя в черные глаза Никласа, она проговорила с чуть заметной грустью:

— Ты не рассердишься, если я скажу, что люблю тебя? Думаю, я полюбила тебя сразу, как только увидела в первый раз. Мне тогда было то ли пять, то ли шесть лет. Была весна, и ты явился в наш коттедж в поисках моего отца. Ты приехал на оседланном пегом пони и показался мне самым прекрасным существом па свете. В тот раз ты даже не заметил моего присутствия.

Он словно окаменел, впившись в нее взглядом.

— В самом деле?

— Да. Я наблюдала за тобой при всяком удобном случае, запоминала каждое слово, которое ты говорил мне.

— Некоторые из них, вероятно, были грубыми.

— Верно. Хочешь, я повторю их тебе?

— Нет уж, лучше не надо. — Он обвил руками талию Клер, продолжая испытующе смотреть на нее. — Если ты была влюблена в меня, то очень успешно это скрыла, когда пришла в мой дом, чтобы заставить заняться твоими проектами.

— Я никогда не думала, что мое чувство к тебе — это любовь. Разве могло что-то быть между наследником графского титула и земель и нищей дочерью методистского проповедника? Это все равно, что пожелать луну с неба. Но ты всегда был со мной, в моих мыслях. И в моем сердце, хотя я никогда себе в этом не признавалась.

Никлас молчал, нервно поглаживая и разминая ее ягодицы и поясницу. И Клер почувствовала, что в мыслях он опять отстранился, и поняла, что для него ее любовь — тяжелый груз, который он не желает нести.

Она положила руку ему на плечо, и ее волосы упали на его грудь.

— Прости, — сказала она, скрывая боль. — Мне не следовало тебе это говорить. Послушать меня, так можно подумать, что я с самого начала действовала с дальним прицелом. Но поверь мне, это не так.

— Ты права, тебе не следовало этого говорить. — Тон его был мрачен. — Я не доверяю людям, которые говорят, что любят меня. Эти слова всегда используются как оружие. Те, кому я верю больше всего, никогда не выставляли напоказ своих чувств.

Должно быть, он имел в виду своих друзей, таких, как Люсьен и Рэйф. Но кто же те, другие, что клялись ему в своей любви? Иными словами, те, кто его предал? Мать? Дед? Жена?

— Забудь мои слова, — промолвила она беззаботно. — Я вышла за тебя замуж, чтобы дать фамилию нашему будущему ребенку, чтобы иметь партнера для игры в бильярд и еще потому, что муж — это очень удобная штука, весьма полезная во время ненастной валлийской зимы. А что касается доверия, то его я от тебя не требую.

Он улыбнулся — одними губами.

— Не знаю, многого ли стоит мое доверие, но тебе я доверяю настолько, насколько вообще способен кому-либо доверять.

Охватив лицо Клер обеими руками, Никлас поцеловал ее с каким-то странным, непонятным ей томлением, как будто одновременно и хотел, и страшился ее любви. Но когда он заговорил снова, слова его были будничными:

— Надеюсь, что завтра, когда мы поедем в Пенрит, погода будет такой же хорошей, как и нынче.

Да, погода — прекрасная тема для разговора. Безопасная.

Холодные глаза пристально следили в полевой бинокль, как граф Эбердэр и его новоиспеченная графиня выехали верхом из ворот имения. Одеты просто, седельные сумки туго набиты. Наблюдатель улыбнулся с мрачным удовлетворением. После того как он составил свой план, все играло ему на руку. Эбердэр не стал делать секрета ни из своего намерения отправиться в северо-восточную часть Уэльса, ни из того, по какой дороге он поедет. Несколько слов, случайно оброненных слугами, — и вскоре вся долина уже точно знала, куда, когда и зачем направится чета Эбердэр.

Осуществить задуманное в окрестностях Пенрита было бы куда труднее, но как только путники окажутся среди пустынных холмов, устроить засаду будет парой пустяков: все приготовления уже закончены; план разработан до мелочей, маршрут жертвы известен, люди наняты. Через сорок восемь часов все его проблемы будут решены — и притом к вящей славе правосудия.

Первая ночь их медового месяца выдалась погожей и ясной, и они, как и обещал Никлас, заснули прямо под звездным небом. После любовных утех Клер уютно примостилась в объятиях мужа, а он принялся показывать ей различные созвездия и рассказывать цыганские предания о том, как каждое из них попало па небо.

Когда она наконец заснула, он еще раз подивился, как это ему, Никласу Дэйвису, привалила такая удача. В Клер было все, чего никогда не было в Кэролайн. Она была добра, остроумна, практична и верна; но главное — она заполнила ту пустоту в его жизни, которая образовалась, когда он был еще ребенком, и которую до нее не смог заполнить никто. Правда, Клер оказалась чересчур проницательной; Никлас не понимал, сколь многое уже открылось ей, пока она не выложила ему свою тревожаще точную догадку насчет Кэролайн. Слава Богу, что самую худшую часть этой истории никто никогда не узнает.

Наверное, для такой женщины, как Клер, любовь и верность неразделимы. Он мог стерпеть сознание того, что она любит, пока Клер об этом не заговорила. О любви надо молчать, ее не нужно ожидать, тогда меньше опасности обмануться.

Он повернулся на бок, теснее прижал Клер к себе и укрыл одеялом до подбородка. Ночь была полна шумом ветра и тихими шорохами — настоящая цыганская спальня. «Когда-нибудь надо будет взять Клер с собой в табор и познакомить с народом моей матери», — подумал Никлас. Он усмехнулся — интересно, как далеко зайдет его жена, пытаясь реформировать цыганский образ жизни или научить цыганских ребятишек читать! Да-а… Такое даже Клер не под силу. Но по крайней мере неудача научит эту дерзкую девчонку смирению.