Мэри Патни - Розы любви

С покоем в сердце он заснул.

Клер заранее знала, что предстоящая поездка доставит ей огромное удовольствие — хотя бы просто потому, что Никлас все время будет рядом. И никаких дел и забот — только ехать верхом и наслаждаться друг другом. Но действительность превзошла се ожидания: Клер не думала, что ей будет настолько хорошо. За те полтора дня, что они провели в пути, Никлас стал откровеннее, естественнее и спокойнее — до такой степени, что это изумляло ее: прежде она никогда не видела его таким. Должно быть, путешествие по безлюдным открытым просторам пробудило цыганскую часть его натуры.

Бросив на мужа влюбленный взгляд. Клер вдруг заметила, что из-под его привязанного поверх седельных сумок дорожного плаща выглядывает свернутый кольцами черный кожаный кнут.

— Зачем ты взял с собою кучерский кнут, ведь у нас нет экипажа?

— Очевидно, в силу неистребимой цыганской привычки. — Он вытащил кнут из-под плаща и звонко щелкнул им. Кончик мгновенно обернулся вокруг нависшей над их головами высокой ветки. Когда Никлас потянул кнутовище вниз, ветка наклонилась, так что теперь он мог достать ее рукой.

— Если бы на ней были спелые яблоки, мы могли бы устроить пир.

Клер рассмеялась.

— Никогда об этом не думала, но теперь вижу, что, прежде чем стать бывалым путешественником, требуется освоить целый свод наук.

Никлас вновь свернул кнут и положил его на прежнее место, потом показал жене на птицу, сидящую на ближайшем дереве.

— Здесь неподалеку есть цыгане.

Клер с сомнением оглядела черно-белую птичку.

— По-моему, это просто обыкновенная трясогузка. И при чем тут…

— Ее еще называют цыганской птицей, — сказал Никлас. — Если ты увидел такую, значит, поблизости есть цыгане.

Клер осмотрелась, но они находились высоко на холмистом нагорье, и единственным следом пребывания здесь человека была узкая дорога, по которой они ехали.

— Эти твои цыгане, похоже, хорошо замаскировались.

— Смотри в оба, и мы их увидим.

Примерно через полмили он указал на одно из деревьев.

— Видишь ту серую тряпицу, привязанную вон к той ветке? — Когда она кивнула, он объяснил: — Этот знак говорит идущим следом таборам, что один табор здесь уже прошел. Такой знак называется «патриц», что значит «лист», и он может иметь различные формы: кучи прутьев или камней, или прикрепленная к ветке тряпка, как этот. Видишь, он привязан выше уровня глаз обычного всадника? Если не знаешь, где его искать, то легко пропустишь.

— Значит, таким образом ваши родичи передают друг другу сообщения? — спросила заинтригованная Клер. — Очень умно. Кстати, ты знаешь людей, которые оставили это послание?

— Очень может быть, ведь я побывал в каждом таборе, которые регулярно кочуют в Уэльсе. — Он внимательно поглядел на серую тряпку. — Собственно говоря, я могу с уверенностью сказать, что эта тряпица оставлена одним из пяти знакомых мне таборов. Между прочим, в нескольких милях отсюда есть становище, где часто разбивают лагерь цыгане. Хочешь их посетить?

— О да, с удовольствием.

Но погода им не благоприятствовала. Все утро то и дело накрапывал дождь, а после полудня начался затяжной ливень. Клер не жаловалась — живя в Уэльсе, нельзя не привыкнуть к сырости, но день тем не менее утратил для нее свою приятность.

Когда она зябко запахнулась в плащ, Никлас сказал:

— Здесь поблизости есть хижина для путников. Хочешь, мы там переночуем?

— С радостью! — с жаром ответила Клер. Дощатая хижина была расположена неподалеку от дороги, в роще высоких деревьев. Это была крепкая двухэтажная постройка, и рядом с нею даже имелся отдельный сарай для лошадей. Когда они спешились, Никлас сказал:

— Иди в дом и согрейся. Мне совсем не хочется, чтобы ты простудилась во время нашего медового месяца. — Он игриво улыбнулся. — Уж если тебе и придется соблюдать постельный режим, то пусть это будет по другой, более приятной причине.

Клер рассмеялась и вошла в хижину, всю обстановку которой составляли только стол и несколько стульев. Через пару минут Никлас внес внутрь седельные сумки и охапку сухого хвороста, который хранился в сарае. Затем снова вышел под дождь, чтобы устроить в сарае лошадей. «Как же хорошо он обо мне заботится, — с нежностью подумала Клер. — Какое же это удовольствие — когда тебя балуют…»

Когда в очаге затрещал огонь, она пошла осматривать дом. Много времени это не заняло, поскольку второй этаж, как оказалось, состоял из одной-единственной большой комнаты, точно такой же, как на первом этаже, только совсем без мебели. На всем здесь лежал тонкий слой пыли, но в целом комната была довольно чистой. Клер спускалась вниз, когда в дом зашел Никлас.

— Я не ожидала ничего подобного, — заметила она. — И что же, в горах много подобных хижин?

— Таких, как эта, больше нет. — Он сбросил с себя намокшую шляпу и плащ. — В середине прошлого века богатый торговец шерстью был застигнут здесь бураном и непременно бы погиб, если б его не приютил местный пастух. В знак благодарности торговец учредил фонд при ближайшем церковном приходе с тем, чтобы на эти деньги построили, а затем содержали в порядке приют для путников. Будучи человеком деликатным, он оговорил, что в этом доме должна быть и вторая комната, — на тот случай, если непогода приведет сюда не только грубых мужчин, но и дам.

— Но лично мне очень даже нравится оказаться наедине с грубым мужчиной.

— Не у всех женщин столько здравого смысла, — он с усилием стянул с ног сапоги для верховой езды. — Вот так была построена эта хижина для путников, и каждую весну из прихода присылают сюда работника, чтобы он починил то, что сломалось от зимних ветров. Больше ничего исправлять не надо, поскольку люди, которые знают об этом приюте, пользуются им очень бережно и аккуратно. Например, утром, перед тем как уехать, я должен буду собрать достаточное количество хвороста, чтобы заменить тот, который мы сожгли.

— Захватывающая история; хотя пастух, который спас того торговца, наверное, предпочел бы строительству этого приюта кругленькую сумму, ну, скажем, десять фунтов. — Клер встала на колени и подбросила в огонь еще дров. — А цыгане здесь останавливаются?

— О Господи, конечно, нет. Ни один уважающий себя цыган не станет спать под крышей, если может переночевать под открытым небом. — Никлас задумчиво посмотрел на Клер. — Будет лучше, если ты поскорее избавишься от этой мокрой одежды. — Он направился к ней. — Давай я помогу тебе раздеться.

Клер очень хорошо представляла, к чему в конце концов приведет такая помощь, и, к своему величайшему удовольствию, оказалась права.

Потом они лениво подремали возле очага перед тем, как встать и надеть сухую одежду. Клер приготовила простой ужин из ветчины, картошки и лука; Никлас добавил к нему бутылку дорогого кларета, чтобы отметить начало их медового месяца. Вечер они провели, лежа у очага, болтая и попивая чаи.