Мэри Патни - Шелк и тайны

— Все говорили, что мы слишком молоды. Может, они правы?

— Нет, — спокойно ответил он.

А потом наклонился и взял ее на руки. Она обескураженно прижалась к нему, чтобы сохранить равновесие, а он повернулся, устроился на подоконнике и усадил ее к себе на колени.

— Они — кто бы там они ни были, — продолжал он, — ошибаются. Я люблю тебя, а ты любишь меня. И возраст не имеет никакого значения. — Он немного помолчал. — Кроме, конечно, тех случаев, когда молодые больше рискуют.

В лице его читалась спокойная уверенность, и от этого ее сомнения улетучились. «Возможно, я молодая и легкомысленная, но Росс другой. Он сильный, крепкий, мудрый, у него есть все, чего нет у меня».

Она расслабилась, как кошечка, склонив ему голову на плечо. Он только что принял ванну, от него пахло свежестью и легким мужским духом, присущим только ему одному. Он говорил низким тихим голосом, беспечно рассуждая о том, что они будут делать, обсуждал места, куда поедут, открытия, которые совершат. И все время он ласкал ее, и прикосновения его были легкими, нежными и бесконечно добрыми.

Они ждали этой ночи с неукротимым нетерпением и тем не менее не стали торопиться теперь, когда она пришла. Джулиет «пела», словно инструмент в руках музыканта-виртуоза. Росс ласково исследовал ее тело и нежно вдохновлял ее делать с ним то же самое. И она робко начала. Просунув руки ему под халат, Джулиет обнаружила, что грудь Росса покрыта нежными вьющимися волосками, почувствовала, как под ее ладонью бьется его сердце, и с благоговением прислушалась, как оно забилось быстрее.

К тому времени, когда Росс отнес ее на широкую кровать, вся нервозность Джулиет уже испарилась. Мать предупреждала, что в первый раз будет больно, и Джулиет была готова к этому, но когда они наконец слились воедино, боли она не почувствовала. Вместо этого она на миг испытала какой-то дискомфорт, а потом мимолетное новое ощущение, которое сразу же сменилось восторгом.

Она ни за что не поверила бы в могущество интимного наслаждения, если бы не испытала его сама. Его тепло, его запах, его движения совершенно не отличались от ее собственных, и только теперь она осознала, почему брак считают единением духа и плоти.

Это была волшебная ночь, и Джулиет подумала, что нет ничего на свете прекраснее этого. Однако ночи, которые последовали за этой, были еще лучше, ибо месяцы шли и супруги становились все созвучнее друг другу, научились отвечать и распознавать желания друг друга. И все шло прекрасно, пока она не осознала, что с нею происходит. И тогда весь мир превратился в сплошной кошмар.

«Мне некого винить, кроме самой себя. Если бы я была более сильной женщиной, я осталась бы в Англии, но вместо этого из страха разрушила собственную жизнь. И, что еще хуже, я нанесла страшную душевную рану своему мужу, но до сегодняшнего вечера я этого не понимала. Хотя, конечно, знала, что Росс огорчится из-за моего отъезда… Но ведь он такой спокойный, сильный, уверенный в себе. И поэтому поверила, что он выбросит меня из головы и быстро излечит свои раны.

Однако он если и исцелился, то не полностью, иначе он ни за что не сказал бы сегодня, что у него нет ни сил, ни желания жениться вновь. Когда мы поженились, у него были и силы, и оптимизм. Его бы хватило на все. Возможно, вместо того чтобы убежать, лучше было бы устроить себе несчастный случай со смертельным исходом. Если бы я умерла, Росс оплакал бы меня, как подобает, а потом устроил бы свою жизнь.

Но я убежала и почти сразу же поняла, что выпрыгнула из огня да в полымя. Напуганная и одинокая, как никогда в жизни, я с радостью уехала бы с Россом, если бы он пришел за мной и захотел принять меня назад. Но он не приехал, и вскоре я совершила страшную ошибку, которая разрушила малейший шанс, что он когда-нибудь простит меня».

Джулиет спрашивала себя, какие грязные россказни достигли Англии, наверное, это слухи о том, что она участвовала в неистовых оргиях или что-то вроде того. «Все это ложь, но с другой стороны, так можно убедить Росса, что ему нечего пачкать руки и пускаться в путь за мной».

Другое, чего она не понимала до сегодняшнего дня, это как сильно, наверное, пострадала его гордость из-за того, что его бросила жена. Такой личности, как Росс, было невыносимо оказаться объектом сплетен. Ей было легче перенести это, ибо она оставила респектабельное общество. «Мне не приходится выдерживать пристальные взгляды и шепоток знакомых».

Интересно, что Росс чувствовал по отношению к ней сегодня? Хотел ли он лечь в постель или просто поцеловать из любопытства? Она подозревала, что дело, возможно, в ином. «Даже сейчас, если бы я пошла к нему и улеглась рядом, он, вероятно, не отказался бы соединиться со мной, поскольку, похоже, до сих пор находит меня привлекательной. И это, вполне вероятно, не та страсть, что мы разделяли, когда он доверял мне и любил меня, но мы могли бы испытать огромное, чисто физическое наслаждение.

Как жаль, что невозможно отъединить тело от чувств, однако физическая близость явится платой за эмоциональное опустошение. Если мы с Россом снова станем любовниками, я не доделаю дела до конца, ибо из-за подводных течений оно не сможет сдвинуться с места».

До Джулиет наконец дошло, что она лежит, свернувшись калачиком, и прижимает к груди подушку, как свое единственное спасение. Весь уголок подушки промок от слез. Женщина глубоко вздохнула, перекатилась на спину и заставила себя расслабиться, постепенно, от кончиков пальцев на ногах и вверх по всему телу. «Я должна владеть собой, иначе эта экспедиция в Бухару станет катастрофой. Чтобы совершить путешествие, нам с Россом надо действовать эффективно, без сомнений и взаимных обвинений. Разумеется, я не стану ворковать над ним, как влюбленная молочница, а буду делать то, что требуется, чтобы помочь Иану. Если, конечно, он еще жив. А потом мы благополучно возвратимся в Сереван, и у меня хватит мудрости и достоинства, чтобы еще раз отпустить мужа».

На следующее утро Росс едва очнулся от беспокойного сна, чувствуя себя, как после кораблекрушения. «Но я выжил, а встреча с эмиром Бухары наверняка легче, чем мое личное поражение».

Он как раз закончил одеваться, когда слуга пригласил его завтракать. Росс неохотно последовал за ним, спрашивая себя, не к Джулиет ли его ведут. К вящему облегчению, он увидел, что единственным человеком, сидевшим за низким столиком в маленькой, залитой солнцем столовой, оказался пожилой узбек, судя по всему, управляющий Серевана.

На узбеке был белый тюрбан и красочно расшитый халат из тканого шелкового материала, называемого «икат». Когда Росс вошел, узбек почтительно наклонил голову.

— Салаам алейкум, милорд, — сказал он, в традиционном приветствии желая гостю мира. -