Мэри Патни - Шелк и тайны

Росс приближался, и Джулиет воодушевилась от самоуверенности. Не имея понятия, что ему сказать, она так и стреляла, пока не кончились все патроны. Половина листьев-мишеней оказались сбитыми.

Из-за спины Джулиет донеслось:

— Впечатляет. По-моему, я не встречал никого, кто стрелял бы так быстро и так метко.

— Это ружье заряжается с казенной части, поэтому так быстро. — Джулиет с благодарностью ухватилась за нейтральную тему и, повернувшись, вручила ружье Россу, вспомнив при этом, что в муже ей всегда нравилось, как он спокойно воспринимает ее традиционно мужские навыки.

Росс опытным движением разрядил оружие и внимательно осмотрел его.

— Отличное ружье. Полагаю, изготовлено на заказ английским оружейным мастером?

— Да, это улучшенная обработка конструкции Фергюсона, хорошо пристреляно. В этой части света такое оружие просто необходимо. Хочешь попробовать?

Он кивнул, и Джулиет достала из патронной сумки с полдюжины патронов. Не сговариваясь, они сумели не коснуться друг друга. «В этом превосходном умении действовать сообща и без прикосновений есть какая-то ирония. Но еще большая ирония заключается в том, что я предложила ему свое ружье. Такой близости я не позволила бы ни одному мужчине».

Росс на миг задержался, приноравливаясь к оружию, потом прицелился и начал стрелять. Джулиет принялась считать про себя. Он выстрелил шесть раз менее чем за минуту. Не так быстро, как удавалось ей, но зато весь лист оказался изодранным в клочья.

— Может, я стреляю и быстрее, — рассудила она, — но ты точнее.

— Возможно. — Росс возвратил ружье. — Настоящее искусство состоит в том, чтобы стрелять хорошо, когда это нужно. Вчера мое ружье не принесло мне никакой пользы: оно осталось на лошади, а я нет.

За ночь Росс как-то неуловимо изменился. Джулиет, вглядываясь в его лицо, поняла, что вчера он жаждал расспросить ее, попытаться наладить их отношения, в нем была какая-то открытость. Теперь все это исчезло. Он принял решение относительно своей блудной жены, и его порывы были отныне за семью печатями, за барьером его самоконтроля, непроницаемого, как вулканическое стекло. Его карие глаза не выказывали ни тепла, ни гнева, но одну только безликую вежливость, с которой он обратился бы к любому случайному знакомому.

Джулиет мысленно решила соответствовать его отстраненности, ибо так было бы легче для них обоих. К сожалению, она сомневалась в себе, поскольку сдержанность и умение владеть своими эмоциями никогда не были сильной стороной ее характера.

Росс невзначай прислонился к валуну и скрестил руки на груди.

— Неужели у меня такой странный вид? Или ты надеешься, что если будешь долго и свирепо взирать на меня, то я исчезну?

— Прости, я не хотела так таращиться. — Джулиет опять залилась румянцем. За вчерашний день она краснела чаще, чем за весь прошлый год, поэтому лучше было перейти к общим темам. Впрочем, Джулиет передумала. «Может, самообладание — не самая сильная моя черта, зато прямота уж безусловно. Так что я сейчас ею же и воспользуюсь». — Не знаю, как и вести себя с тобою, Росс. Ты для меня и знакомый, и чужой одновременно. У тебя есть какие-нибудь предложения?

Несмотря на то что он не двинулся с места, у Джулиет создалось впечатление, что он напрягся.

— Знакомость — это просто иллюзия, — ответил он. — Двенадцать лет назад мы очень мало узнали друг о друге, а наши отношения были страстными, но в основном поверхностными. Большую часть своей зрелой жизни мы прожили порознь, занимались разными делами, среди людей разной культуры. Мы чужие, Джулиет, хотя в ближайшие два месяца будем преследовать одну и ту же цель. Полагаю, мы должны вести себя, как дальние родственники, которых ничего не связывает, но они дружелюбно настроены друг к другу.

Губы Джулиет болезненно скривились от изумления. «К лучшему это или нет, но любовь к Россу формировала и определяла всю мою жизнь, и он не может считать наш брак всего лишь „поверхностными отношениями“. Впрочем, я спросила Росса о его чувствах и заслужила тот ответ, который он мне дал».

— Прекрасно, — сказала она, пытаясь держаться непринужденно. — Буду считать тебя троюродным братом.

— Троюродным братом, с которым давно не виделась, — с мрачным юмором согласился он. — А потом во время путешествия неплохо бы тебе выказывать желание падать ниц и ублажать своего работодателя.

Джулиет высоко вскинула брови.

— Я собиралась выступить в роли этакого незадачливого, ненадежного слуги, который не позволит обмануть тебя никому, кроме его же самого.

— Тебе это больше подойдет, чем раболепие, — с еле заметной улыбкой заметил Росс. — Кстати о слугах: я решил отпустить тех двоих, что нанял в Тегеране. После того как они провели ночь в твоей крепости, они уже наслышаны о таинственной Гул-и Сарахи, а раз они знают, что высокая женщина-ференги — самая главная в Сереване, они легко догадаются, кто мой новый слуга в покрывале. А это небезопасно.

— Об этом я не подумала, — нахмурилась Джулиет. — Мои люди вряд ли станут рассказывать обо мне чужакам, но ты прав: лучше отпустить твоих проводников. И хотя я обычно одеваюсь в мужскую одежду, мне никогда не приходилось так долго носить маскарадный костюм, поэтому трудно будет скрыть свою личность. Тебе лучше сейчас же рассчитаться с твоими слугами. — Она мысленно перебрала другие темы, которые им следовало обсудить. — Ты уже говорил с Салехом?

— Да. Он будет весьма полезен в Бухаре, и, видимо, ему можно доверять. Он не выдаст. Может, вы с Салехом подготовитесь сегодня, чтобы уже завтра днем выехать в Серахс? Тогда мы приедем туда до наступления ночи, а если повезет, догоним караван, который я пропустил в Мешхеде.

Джулиет на миг опешила, но сумела скрыть это «Росс прав: если существует хотя бы малейшая надежда, что Иан жив, надо поторапливаться. Это жизненно важно». Посмотрев на солнце, она прикинула, что полудня еще часа два.

— Мы соберемся.

— Хорошо. Нам понадобятся верблюды, чтобы пересечь Каракумы. Мы сможем достать их в Серахсе?

Джулиет кивнула.

— Я знаю человека, который продаст нам приличных верблюдов по слегка грабительской цене. Возьмем в Серахс кого-нибудь из моих людей, они потом приведут лошадей обратно.

Сказав это, Джулиет окинула взглядом прекрасно сшитый европейский сюртук и брюки мужа и нахмурилась. После того как в течение долгих лет у нее перед глазами была лишь свободная, с множеством складок восточная одежда, ей казалось странным увидеть человека в облегающем фигуру костюме. Почувствовав, что контуры его гибкого, мускулистого тела невольно возбуждают ее, она глубоко вздохнула и задержала дыхание. «Помимо соображений личного порядка, есть еще причины, отчего надо позаботиться о фасоне его платья».