Мэри Патни - Странные клятвы

Де Лэнси ворочался на пуховой перине, прекрас­но понимая причину своих колебаний. Все-таки глу­по желать от женитьбы большего, чем хорошее приданое и здоровую жену, способную родить сильных сыновей. Для людей его ранга брак являлся практи­ческим и политическим выбором, а любовь и удовольствия можно найти вне супружеской постели. Но, к несчастью, такое решение не подойдет человеку, решившему следовать догмам святой церкви, предписывающим моногамию, поэтому Адриану придется как следует постараться, чтобы найти подходящую жену. Он хотел спутницу жизни, способную стать другом и любовницей одновременно и, к тому же, богатую.

Он попытался представить идеальную жену – ес­тественно, она должна быть из знатной семьи, но не обязательно очень богатой, к тому же, должна нра­виться мужчинам, однако быть необыкновенной кра­савицей вовсе не обязательно. Более важным Адриа­ну представлялись мудрость, благочестие и доброта, – как у его матери. Изящество и очарование – как у юной монахини, которую видел всего лишь раз и так и не смог забыть. Чувственность и добродушие – как у Олвин – своей первой любовницы.

Пятью годами старше Адриана, вдова незнатного происхождения, женщина находилась у него в услу­жении и соблазнила своего юного господина плот­скими утехами. Именно Олвин научила его, как убла­жать женщину, и убедила, что в любви нет места стыду и вине.

Несколько лет эта женщина была его любовни­цей, однако пришел день, когда она захотела выйти замуж за мельника, овдовевшего и оставшегося с че­тырьмя детьми. Спокойно, как поступала всегда, Ол­вин объяснила хозяину, что без ума от мельника, и кроме того, мечтает вырастить четырех ребятишек. Ее материнская забота о чужих детях объяснялась бесплодием. И хотя женщина не упомянула об этом, но ей, несомненно, хотелось вновь называться досто­почтенной женой, а не любовницей господина.

Адриан дал бывшей подруге большое приданое в память о былых отношениях, втайне сожалея о раз­рыве. Он очень скучал по ней – одно только воспоми­нание об Олвин заставляло его сгорать от желания, ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он имел женщину.

Теперь де Лэнси воочию осознал, что такое физи­ческая потребность в женщине, однако его аскети­ческое религиозное воспитание не позволяло провес­ти ночь с женщиной, а наутро забыть ее. Для него было бы гораздо проще продолжать жизнь монаха-схимника или же вовсе не приходить в монастырь.

Поразмышляв о качествах, необходимые для жены, Адриан улыбнулся – не удивительно, что ему так и не удалось отыскать девушку, подходящую для бра­ка: вряд ли такая существует. А если она все же есть, то ей, несомненно, захочется иметь мужа себе под стать. Адриан, естественно, не подойдет для этой роли.

Перевернувшись на живот, он зарылся лицом в подушку. С Изабель Руанской все было в полном по­рядке. Женитьба на ней даст ему необходимые владе­ния в Нормандии. Без сомнения, мысль о свадьбе покажется ему более привлекательной, если он не будет ее видеть несколько месяцев.

Эвонли,

Шропшир,

апрель 1148 года.

Предыдущим вечером у Мериэль было много ра­боты, и на следующий день ей пришлось подняться рано, чтобы закончить самые неотложные дела – ей хотелось улизнуть на несколько часов. В надежде по­охотиться она взяла с собой сокола, однако в душе девушка лелеяла мечту просто насладиться весенним погожим деньком.

Дав поручения слугам на целый день, Мериэль пош­ла к конюшне, оглядывая двор хозяйским взглядом. Жизнь била ключом – крестьяне пекли хлеб в откры­тых печах, плотники возводили леса для постройки но­вого здания, на высокой крыше балансировал кровель­щик, и его фигурку с трудом можно было разглядеть среди железа, сверкающего на солнце. Сердце радова­лось при виде такой кипучей деятельности, особенно, если вспомнить картину уныния и упадка, царившего в Эвонли при прежнем владельце. С тех пор как Алану подарили это поместье, прошло два года, наполненных трудной работой для него самого и сестры.

Сейчас де Вер с лордом Теобальдом находился в Нормандии и будет отсутствовать еще два месяца, поэтому Мериэль была и хозяином, и хозяйкой замка до его возвращения. На пути к конюшне ей пришлось остановиться, чтобы оценить курицу, которую при­нес крестьянин в качестве арендной платы. Управля­ющий уверял, что птица больна, а ее хозяин клялся, что она толста не от болезни, а от жира.

По обычаю, птица считается здоровой, если при сильном испуге может перелететь через забор или стул, и Мериэль наблюдала, как крестьянин пытался продемонстрировать возможности своей питомицы, од­нако, по мнению девушки, речь шла не о здоровье, а о глупости курицы. Три попытки были сделаны, что­бы заставить ее лететь в нужном направлении. При­крыв глаза, чтобы не выдать душивший ее смех, Ме­риэль приняла подношение, сочтя плату за аренду достаточной, затем со всех ног бросилась в конюш­ню, чтобы больше никто не смог ее задержать.

Закрыв за собой дверь, она повернулась к соколь­ничему, но вынуждена была остановиться – Эдмунд зашивал веки недавно пойманному соколу.

Когда птицу временно ослепляют, она чутко реа­гирует на прикосновения и звук. Через несколько дней, когда сокол привыкнет к неволе и командам, швы с век будут сняты.

Им повезло с сокольничим. Эдмунду было уже не­мало лет, и он провел большую часть своей жизни в услужении у знатного землевладельца, но тот неспра­ведливо обвинил его в гибели ценного норвежского сокола и выгнал. А теперь соколиная охота в Эвонли процветала, благодаря птицам, великолепно трениро­ванным Эдмундом.

Когда сокольничий закончил заниматься с птицей, Мериэль сказала:

– Я пришла за Чансон, чтобы вывезти ее прогу­ляться.

Мужчина встревоженно взглянул на хозяйку.

– Будьте осторожны, она сегодня нервничает.

– Когда я не была осторожной? – изумленно под­няв брови, спросила девушка, осторожно идя по тем­ному помещению и стараясь не побеспокоить никого из животных.

– Вы пока не испортили ни одного сокола, – ми­лостиво согласился Эдмунд, не пытаясь скрыть дру­желюбной улыбки. Сначала у него возникли некото­рые сомнения по поводу такой добровольной помощницы, но со временем он убедился в ее боль­шой любви к животным и птицам и особенном даре общения с ними, равнявшимся его собственному мас­терству. Ее знаний, естественно, было недостаточно, но под его мудрым руководством пробел легко было заполнить.

Издавая тихие горловые звуки, Мериэль взяла со­кола с колпаком на голове и посадила на левое за­пястье. Чансон заворковала от удовольствия, распу­шив перья и позванивая колокольчиками, затем вытянула шею, чтобы хозяйка погладила ее. Птица была одной из самых больших и благородных соко­лов, имевшихся в Британии, их иногда называли дво­рянскими соколами, потому что правом иметь их обладали только знатные землевладельцы.