Мэри Патни - Странные клятвы

Слезы все еще блестели на щеках, когда Мери­эль, взяв свечу, пошла по длинному узкому коридору на первое в жизни судилище. Звон колоколов возве­щал о заутрене, а послушница уже стучалась в дверь к настоятельнице.

Матушка Роуз пригласила ее войти. Она готови­лась к выходу в церковь, и даже в этот глухой пред­рассветный час казалась существом из другого мира. Взирая на послушницу без всякого удивления, мать Роуз мягко спросила:

– Да, дитя мое?

Мериэль пыталась найти слова, чтобы объяснить причину своего прихода, но смогла только выдавить из себя:

– Я не могу этого сделать, матушка, просто не могу.

Сразу все поняв, настоятельница заключила де­вушку в объятия.

– Все в порядке, дитя мое, все в порядке.

Мериэль поставила свечу и, зарывшись лицом в темную одежду настоятельницы, заплакала, бормоча сквозь слезы:

– Я люблю Бога и Божью Матерь, и монастырь, но монахиней быть не могу.

– Есть много путей служения Господу, – мягко произнесла мать Роуз, поглаживая плачущую Мериэль по спине. – Мария была женой и матерью, а что­бы последовать ее примеру, лучше жить вне стен мо­настыря – женщины стригутся в монахини по многим причинам, но ты, дитя, совершишь большую ошибку, став одной из нас. Для этого нужно иметь призвание.

– Где-то в глубине души я понимаю, что посту­паю верно, – прошептала Мериэль, – но не имею ни малейшего представления, что со мной станет. Мой брат Вильям будет очень недоволен.

– Нисколько не сомневаюсь, что у Господа другие планы на твой счет, и в свое время ты поймешь, что он задумал, – мать-настоятельница ничуть не удиви­лась такому решению послушницы. Хорошо зная че­ловеческую душу, она давно поняла – девушка не предназначена для ношения клобука, однако несчаст­ное создание вполне может дать обет, ведь ничего другого ей не остается. Из нее получилась бы сми­ренная и благочестивая монахиня, но лучше, если она найдет в себе мужество покинуть монастырь.

Мать Роуз с сожалением подумала, что ей будет не хватать милой, простодушной Мериэль, принося­щей с собой свет и веселье, однако окружающий мир больше нуждается в радости, чем Ламборн.

– Утром я пошлю сообщение в Болейн, чтобы твоя семья знала о решении и не приезжала на церемонию.

Мериэль кивнула, затем с видимой неохотой ото­шла от настоятельницы. Прекрасно понимая, что де­лает правильный выбор, она не осмеливалась думать о последствиях.

День, когда послушница де Вер должна была дать обет, настал. Ее отказ произвел в Ламборне настоя­щий фурор. Лишь немногие сестры выражали одобрение и желали удачи, большинство избегали ее, как прокаженную. Продолжая выполнять поручения на­стоятельницы, молясь Божьей Матери и умоляя о заступничестве, Мериэль с нетерпением ожидала того времени, когда нужно будет сделать первые шаги по незнакомой, окутанной туманом дороге. Это время скоро придет.

Тремя днями позднее один из слуг пришел в ком­нату, где монахини занимались перепиской догматов, и объявил о приезде брата Мериэль. Девушка огляде­ла большое помещение, где полдюжины монахинь занимались кропотливым трудом. Ей больше не при­дется переступить порог этой комнаты, и мысль об этом тревожила. Она осторожно положила перо, вне­запно опечалившись. Кто-то другой должен будет за­кончить эту страницу, а де Вер так никогда и не уви­дит результат.

Машинально она поправила накидку. Мериэль все еще носила клобук. У нее просто не было другой одеж­ды. По возвращении в Болейн она перешьет одеяние послушницы в обычный наряд, который еще послу­жит долгие годы.

Перед входом в гостевую комнату девушка остано­вилась в нерешительности, надеясь, что Вильям согла­сен с ее решением и не будет настаивать на постриге. Без сомнения, все эти три дня брат и Халева спорили о ее дальнейшей судьбе. Может, Вильям все же будет рад видеть ее? Он очень серьезно относится к своим обязанностям, но хоть улыбнуться-то ей может?

Открыв дверь, девушка шагнула внутрь и остано­вилась в изумлении при виде красивого молодого че­ловека, ожидавшего ее.

– Алан! – воскликнула она и бросилась в объятия брата.

Рассмеявшись, тот схватил ее и легко, словно пу­шинку, поднял и закружил по комнате.

– Не удивительно, что они не хотели, чтобы ты стала монахиней, мадам проказница!

Алан, на пять лет старше Мериэль, был ее люби­мым братом. Будучи самыми молодыми из де Веров, они постоянно держались вместе, и именно благода­ря брату девушка научилась ездить верхом, охотить­ся с соколом и плавать.

Алан, как и Мериэль, унаследовал иссиня-черные волосы и ярко-голубые глаза – типичную уэльскую внешность. Девушка во всем походила на мать – и лицом, и тонкой, хрупкой фигуркой, а брат унаследо­вал рост и силу их отца-нормандца.

– Зачем ты приехал? Я думала, что ты с сэром Теобальдом на севере, – Мериэль нахмурилась. – Ты все еще один из его рыцарей или уже нет?

– Как много вопросов! – брат осторожно поста­вил девушку на пол, и оба уселись на скамью. – Не бойся, он достаточно мудр, чтобы не выгонять такого хорошего парня, как я, Алан де Вер, – посерьезнев, молодой человек продолжил: – Ему надо было отпра­вить послание в Винчестер, и милорд поручил это мне, разрешив на обратном пути заехать в монастырь и присутствовать на церемонии принятия пострига. Когда я приехал в Болейн, следом прибыло сообще­ние от матери-настоятельницы. Честно говоря, я был рад услышать эту новость, потому что никогда не представлял тебя монахиней. В тебе слишком много сил и энергии, чтобы провести всю жизнь за стенами монастыря.

Девушка благодарно взглянула на брата.

– Если ты и мать Роуз считаете меня непригод­ной к монашеству, то почему никто раньше не сказал мне об этом? Это намного облегчило бы мою жизнь в последние несколько месяцев.

– Я очень мало знаю о монахинях, обетах, пос­тригах и молитвах, но мне кажется, а мать Роуз в этом, несомненно, уверена, что человек должен сам принять решение, каким бы трудным оно ни было. Кроме того, – Алан вздохнул, – в твоем положении у тебя просто не оставалось выбора.

Мериэль нахмурилась, вспомнив нелегкую в про­шлом жизнь.

– Вильям и Халева, наверное, ужасно сердятся на меня?

– Ну, Халева снова ждет ребенка, а ты прекрасно знаешь, как это отражается на ее характере.

Сестра кивнула – жена брата никогда не отлича­лась дружелюбием, а к концу беременности станови­лась просто невыносимой.

Алан продолжал:

– Она не хочет, чтобы ты возвращалась, и отка­зывается принять тебя обратно.

Мериэль молча смотрела на брата, лишившись дара речи. Затем выдавила:

– Но я буду много работать и не причиню беспо­койства и неприятностей. Даже Халева как-то при­знала, что я хорошо справляюсь с детьми и они лю­бят меня, – девушка с трудом сглотнула. Ей и в голову не приходило, что семья будет недовольна и откажет­ся принять ее обратно. – Сказала ли Халева, почему не желает моего возвращения?