Вайолет Уинспир - Нежный тиран

— Очень.

Каменные плиты были раскалены, а белые стены, отражая поток солнечных лучей, слепили глаза, поэтому Лаури достала из сумочки солнцезащитные очки. Теперь она могла как следует разглядеть спутника и обнаружила, что у него весьма встревоженный вид… похоже, венецианца расстроила сцена на веранде.

— Я должен предупредить, что эти обряды посвящались Афродите, богине любви, — сверкнули его белые зубы на фоне загорелого лица. — Островитяне считают, что в пещере до сих пор живет языческий дух любви и что женщина, оставшаяся там наедине с мужчиной, рискует поддаться чарам Афродиты.

— А что же мужчина? — отважно поинтересовалась Лаури. — На него чары, случайно, не подействуют?

— Я не рискну сказать тебе об этом, особенно после нашей утренней беседы в гондоле.

Его слова и настроение выдавали внутреннюю тревогу, и Лаури невольно поежилась, взглянув на веранду, где Венетта прокричала, что Максим слеп относительно своей дорогой Андреи. Веранда сейчас напоминала шатер из цветов с золотыми пчелами, вьющимися над розовыми и белыми соцветиями, и цикадами, звенящими в такт ее сердцу. Возбужденная, Лаури почти бежала перед Максимом к ступенькам террасы.

— Осторожнее, — предупредил Максим, — ты можешь подвернуть ногу!

«О господи, — подумала Лаури, — дай мне хоть на минуту забыть о моих бесценных балетных ногах!»

С террасы открывался чудесный вид. Пурпурными пятнами выделялись другие острова, а туманная дымка, словно подвенечная фата, растянулась вдоль линии горизонта. Зеленое, как нефрит, море ласкало берег. Под их ногами простирался черный, словно эбонит, песок.

— Впервые вижу черный пляж. — Их тени перекрестились, когда Максим подошел к ней; его шаги, как всегда, были неспешны и бесшумны. Лаури опустилась на колени, поразившись, насколько горячим оказался песок, вобравший солнечные лучи. Девушка зачерпнула горсть и пропустила ее сквозь тонкие белые пальцы. — Как будто размолотый оникс или черный жемчуг, — засмеялась она.

Максим возвышался над ней на фоне солнца, и, взглянув на него снизу вверх, она обратила внимание, что он где-то оставил ее жакет и свой галстук — вероятно, на террасе — и что ворот его рубашки расстегнут.

Так, должно быть, выглядели его отважные предки, приказывающие поднять паруса кораблей, чтобы отправиться в далекое плавание. Те же черные брови, сходящиеся над ни разу не затуманившимися глазами и римским носом, те же губы — строгая верхняя и страстная нижняя.

— Идем! — Он протянул руки, и Лаури позволила ему поднять себя на ноги. Максим резко потянул ее на себя, но Лаури была так легка, что чуть не оказалась в его объятиях. Ее глаза широко распахнулись от неожиданности. Девушка только сейчас особенно ясно осознала, что они здесь одни — на черном берегу с пещерой Афродиты, окруженные ароматом дикой мирты и внимающие тихому, соблазнительному шепоту моря.

— Ты встревожена, — заметил он. — Боишься, что я выполню свою утреннюю угрозу?

Лаури испуганно перевела дыхание, а в следующую секунду ощутила его ладонь на затылке. Девушка вздрогнула и попыталась отвернуться, когда его губы оказались у ее лица. Она еще никогда в жизни не была так напугана и поэтому замерла, чувствуя, как его теплое дыхание согревает ей щеку.

— Я для вас лишь игрушка, с помощью которой вы рассчитываете отомстить, — выдохнула она.

— Что ты хочешь сказать? — Максим заставил спутницу взглянуть на него, и она увидела вспышку гневного пламени в глубине темных глаз. Тонкие пальцы сжались на ее волосах.

— В-вы были рассержены перед ленчем, — еле слышно прошептала Лаури. — Потому что Венетта сказала вам…

— Что же сказала Венетта? — Его голос был тих и спокоен.

— Вы знаете лучше меня. — Голос Лаури тоже был тих, но дрожал.

Сильные руки сжались вокруг ее талии, и она почувствовала биение его сердца.

— Пожалуйста, не мучайте меня, — взмолилась она.

В темных глазах мелькнула опасная искорка, и Лаури уже почти не надеялась, что Максим пощадит ее, избавив от насмешливого и постыдного поцелуя.

— Ты считаешь меня дьяволом? — каким-то странным тоном спросил он.

— Сейчас — да. — Лаури уже не выбирала слов; она мечтала только об одном — освободиться от его рук.

— Значит, ты жалеешь, что приехала в Венецию танцевать у меня?

— Разве вы мне позволите теперь вернуться в Англию? — вспыхнула она.

— Нет, я не бросаю начатого на полпути. — Максим с мягкой улыбкой легонько коснулся губами ее щеки и отпустил Лаури. — Я обещал показать тебе пещеру Афродиты — пойдем, если ты не боишься остаться наедине с дьяволом в таком месте.

— Это и есть пещера? — Лаури подбежала к нескольким причудливо отесанным скалам у проема в утесе.

Камни были темны, словно оцепеневшие драконы, оставленные охранять языческие секреты пещеры; она довольно долго пробиралась через заросли ежевики и дикой мирты, чтобы оказаться у входа в пещеру.

Лаури сняла темные очки и, как только кусты ежевики зашелестели за ее спиной, шагнула в большой каменный мешок.

— Магия зарождалась в каменных пещерах. — Максим озирался по сторонам. — В подобных местах старые колдуньи предсказывали будущее и продавали любовные зелья юным девушкам.

— Вы верите в чудеса, синьор?

Солнечные лучи почти не проникали внутрь, и Лаури почувствовала на щеке легкий ветерок, словно прикоснулась к паутине. Сквозняк холодил ей ямочку под скулой — место, до сих пор горящее от поцелуя Максима.

— Я верю, что людскими судьбами управляют глубокие неведомые нам силы, — ответил он. — Но под волшебством ты, вероятно, имела в виду нимф и маленьких зеленых человечков, твердящих злобные заклинания, вредящие человеку?

— Я допускаю, что они существуют, — рассмеялась она, — особенно по некоторым человеческим поступкам, противоречащим всякому здравому смыслу.

— Ты имеешь в виду свой приезд в Венецию? — Максим испытующе глядел на Лаури, облокотившись на довольно высокий валун в центре пещеры, напоминающий языческий алтарь для жертвоприношений.

— Иногда, — призналась она. — Я оставила тетю Пэт совершенно одну — да, я знаю, что она питает определенные надежды на мой счет, но я-то их никогда не разделяла.

— Ты думаешь, что приносишь себя в жертву амбициям других людей? — Максим многозначительно прикоснулся к алтареподобному валуну. — Но не кажется ли тебе, что человек, которому Бог дал талант, обязан делиться им? Что этот талант принадлежит не только ему, но и всем остальным?

— Да, я согласна с этим, — вздохнула Лаури, — но уверены ли вы, что говорите сейчас о таком таланте, как у Андреи? О таком, какой был у вашей бабушки?

— И о таком, который достался тебе, — тихо и веско проговорил он, и ей показалось, будто вокруг закружился хоровод теней. — Когда я впервые увидел тебя, меня заинтриговало твое сходство с Травиллой: твои темные, изогнутые брови, сияющие глаза, необъяснимое ощущение принадлежности к иному, потустороннему миру. Тогда ты танцевала как дилетант, но я знал, что могу сделать из тебя балерину.