Нэн Райан - Костер на снегу

Чтобы положить конец немой сцене, Натали не глядя сомкнула дрожащие пальцы на гладкой рукоятке судейского молотка.

— Заседание переносится на завтра! — сказала она как можно более убедительно.

В публике, а также среди тех, кто с самого раннего утра толпился снаружи, послышался ропот недоумения, однако Натали никак не объяснила свой поступок.

— Судебный пристав, отведите обвиняемого в камеру! — приказала она, сопроводив эти слова резким ударом молотка, очень похожим на выстрел.

Натали не помнила, как оказалась в кабинете, знала только, что не отважилась бросить прощальный взгляд в сторону скамьи подсудимых. Она чувствовала себя совершенно разбитой.

Должно быть, горожане упоенно сплетничают. “Что, черт возьми, случилось с непробиваемой Натали Валланс?” Их трудно винить. Она и сама не понимала, что на нее нашло. Фактически она объявила закрытым заседание, которое еще и не начиналось! И это после четырех лет успешной судебной практики, являющейся отличной школой тренировки самообладания!

Между тем со скамьи в самом конце зала поднялся лорд Блэкмор. Не обращая внимания на любопытные взгляды, он направился в кабинет невесты, чтобы потребовать объяснений. Однако перед закрытой дверью он заколебался и скорее поскребся в дверь, чем решительно постучал. Ответа не последовало. Поразмыслив, граф счел возможным войти.

Натали, все еще в судейской мантии, стояла у окна. Судя по тому, как резко и встревоженно она обернулась, стука она не слышала. В изумрудных глазах ее плеснулся страх.

— Дорогая, что с тобой? — воскликнул граф в тревоге. — Что случилось?

Как ни хотелось Натали излить душу и облегчить совесть, она не решилась сказать правду, опасаясь того, что этот обаятельный, добродушный, поразительно терпимый человек воспримет все как настоящую измену и осудит ее. Она лишь позволила заключить себя в объятия и, зажмурившись, прижалась к его груди.

И солгала:

— Ничего страшного, Эшлин. Просто мне нездоровится, и я совершенно не в состоянии вести заседание.

— Я так и знал, я так и знал! — Граф отстранил ее и всмотрелся в ее лицо. — Да ты белее мела!

Он так переживал за нее, что Натали окончательно преисполнилась отвращения к себе.

— Милая моя, надо сейчас же послать за доктором Эллероем!

— Это совершенно ни к чему, — запротестовала она, опуская глаза под испытующим взглядом жениха. — Доктор не нужен, просто я, видимо, съела что-то за завтраком. Лучше всего будет отлежаться прямо здесь, в кабинете, и через час все будет в порядке!

— Совершенно исключено! Позволь, я сам съезжу за доктором.

— Говорю тебе, это лишнее! Мне уже становится лучше.

Натали высвободилась под тем предлогом, что ей нужно избавиться от объемистой мантии.

— Отдых — вот все, что мне нужно, Эшлин.

— Тогда позволь мне отвезти тебя в Клауд-Уэст и препоручить заботам Джейн.

— Мне некогда прохлаждаться, — ответила Натали с внезапным чувством раздражения на эти нескончаемые заботы.

— Хорошо, как скажешь, — примирительно произнес граф. — Но после обеда я все-таки отвезу тебя домой. Позже не получится — ты не забыла, что вечерним дилижансом я уезжаю в Денвер?

— Нет, конечно, как я могла забыть!

Она пролепетала это с чувством неловкости, так как предстоящий отъезд жениха на самом деле совершенно выпал у нее из памяти. Надо сказать, что в данный момент этот факт вызывал скорее облегчение, хотя прежде Натали была бы огорчена двухдневной разлукой с графом.

— Эшлин, — начала она, постаравшись вложить в улыбку побольше тепла, — прошу, не переживай так. Я ведь не ребенок, не нужно надо мной суетиться. Спокойно поезжай в Денвер, а я отдохну немного здесь на диване и пораньше уеду домой.

— Не знаю… Может, мне лучше отменить поездку?

— И слышать об этом не хочу!

Фальшивые, как и улыбка, заверения возымели должный эффект — Эшлин не отменил свою поездку. Когда он, наконец, попрощался, Натали почувствовала и облегчение, и раскаяние. Виски ломило. Она прошлась по кабинету, потирая их, задвинула занавески, чтобы жаркое солнце не попадало в комнату, и прилегла на неудобный диван.

Натали оставалась в городе до самого вечера, хотя и не переставала убеждать себя, что надо бы отправляться домой. Постепенно ею почему-то овладело странное, не совсем понятное чувство приподнятости. Совершенно опустошенная, она тем не менее была готова действовать, ей вдруг стало казаться, что она должна что-то сделать и притом безотлагательно. В этом неестественном возбуждении была своя прелесть.

Солнце уже готовилось нырнуть за неровную линию западного хребта, а Натали все еще находилась в кабинете. В эти долгие часы одиночества она то лежала на диване в полной прострации, то беспокойно мерила небольшое помещение шагами. Она покинула его только тогда, когда за хребтом остался лишь намек на свечение.

Натали вышла в вечернюю прохладу со столь же целеустремленным видом, с каким утром явилась в суд. Узел золотисто-рыжих волос был закручен заново, блузка застегнута на все пуговицы, плечи расправлены. Никто не узнал бы в ней ту растерянную женщину, какой она была утром.

По дороге к городской конюшне, где она всегда оставляла лошадь, Натали дружески приветствовала знакомых золотоискателей, а те в ответ почтительно приподняли шляпы. Поскольку наступило время ужина, улицы были по большей части пустынны.

Проходя мимо тюремного здания, Натали ощутила прежнее смятение. Пульс участился, дыхание стеснилось. Она приказала себе поскорее пройти мимо, но когда приблизилась к наружной двери, распахнутой из-за духоты, взгляд сам собой устремился внутрь коридора, тускло освещенного газовым рожком.

Тюремщик мирно похрапывал, положив ноги на стол, скрестив руки и свесив голову на грудь. Это зрелище заставило Натали остановиться и оглядеться. Она напомнила себе, что как наивысший юридический чиновник округа Кастлтон имеет полное право входить в тюрьму в любое время суток. И не только имеет право, но и обязана, если в тюрьме содержится опасный преступник, а тот, кому поручена его охрана, спит крепким сном. У нее просто нет выбора, как у любого представителя власти перед лицом возможного побега. Нужно поскорее убедиться, что все в порядке.

Тюремщик не проснулся, когда Натали проходила мимо. За его столом находилась еще одна дверь, она вела в короткий коридор, разделявший две камеры. Натали остановилась перед ней в нерешительности. Войти или удалиться?

Войти.

Она просто обязана войти, чтобы убедиться, что этот человек не собирается осложнить жизнь ей, а заодно и себе. Что, если он расскажет о той ночи в “Испанской вдове”? Что, если уже рассказал?! Тогда слухи о ее распутном поведении достигнут не только Эшлина, но и каждого жителя Клаудкасла! Все поймут, что уважаемая женщина, леди, слуга закона на самом деле не лучше последней потаскушки.