Нэн Райан - Костер на снегу

Верхний ящик прикроватной тумбочки был полностью выдвинут, так что можно было разглядеть находящиеся там яркие бонбоньерки. Одна стояла открытой на сдвинутом в сторону стеганом атласном покрывале. Конфеты в ней были завернуты в позолоченную фольгу.

Граф постоял в дверях, сделал еще пару затяжек. Взгляд его был прикован к необъятной двуспальной кровати, где, скрестив ноги на белоснежных простынях, сидела Белинда Бейкер, нагая, как Ева в день сотворения. С детским восторгом она наслаждалась шоколадной конфетой.

Казалось невероятным, что создание, столь неразвитое умственно, может быть физически таким цветущим, таким зрелым. У Белинды была высокая, полная грудь с крупными темными сосками, тонкая талия, красивые ноги и тяжелые бедра. Все это она демонстрировала с непосредственностью язычницы, которая не имеет понятия о стыдливости. Потянувшись за следующей конфетой, она оперлась коленом о постель, раздвинув ноги и открыв для обозрения все, что можно было увидеть между ними.

Это вывело графа из созерцательной неподвижности. Он потушил окурок в хрустальной пепельнице, быстро разделся и, пока Белинда разворачивала очередную конфету, устроился рядом с ней. Без слов он опрокинул девушку на спину, она же продолжала заниматься конфетой, не обращая внимания на то, что его напряженная плоть тычется ей в живот. Не затрудняя себя подготовкой, Эшлин раздвинул девушке ноги и проник внутрь. Белинда хихикнула, когда он с жадностью припал к ее соску, поспешно облизнула с пальцев шоколад и начала перебирать его белокурые волосы.

— Не забывай про ноги! Где они должны быть?

Девушка послушно обвила ногами его бедра. Ее большие доверчивые глаза смотрели в лицо графу в ожидании дальнейших указаний. Эта покорность, это абсолютное повиновение распаляли Эшлина сильнее любых ласк. С громким стоном граф приник к испачканным в шоколаде губам Белинды. Она была поистине идеальным партнером, поскольку ничего не требовала, только дарила, и можно было не стараться, растягивать первый акт совокупления.

В считанные секунды Эшлин достиг разрядки и откатился в сторону, тяжело дыша. Он не жалел, что не смаковал упоительные мгновения, потому что знал — чуть погодя Белинда займется тем, чему он ее научил. Она будет возбуждать его всевозможными способами, снова и снова. Более того, она и сама не останется неудовлетворенной.

Надо сказать, граф не видел во всем этом ничего дурного. Он оправдывал свое поведение глубоким уважением к чувствам невесты. Натали Валланс так чопорна, что не может лечь с ним в постель до свадьбы. Как джентльмен, он обязан принимать это в расчет, но совсем не желает унижать ее, ища облегчения у продажных женщин. Клаудкасл невелик, первый же его визит на второй этаж салуна будет доведен до сведения Натали раньше, чем он снова натянет брюки.

Белинда Бейкер — дар судьбы. Роскошная женщина с душой ребенка, который обожает шоколад. Кто еще в этом медвежьем углу угостит ее такой конфеткой? Только в самый первый раз она хныкала из-за боли, зато позже их встречи стали чистым наслаждением. Ну разве это не чудо — женщина, которая повинуется каждому приказу, по первому требованию выполняет все, чего он только не пожелает, и готова жить так хоть до скончания века, лишь бы шоколада было вдоволь. Этот ребенок достаточно умен, чтобы понять, как важно хранить тайну, потому что иначе ее мамаша положит конец сладким визитам. А пока тайна остается тайной, он может раз в неделю наслаждаться этим потрясающим телом.

Эшлин открыл глаза и глубоко вздохнул, с удовольствием наблюдая за тем, как Белинда, простодушно подняв кверху круглый зад, трется грудями о его промежность. Он предоставил девушке действовать, а сам расслабился с заложенными за голову руками. Ему и в голову не приходило приласкать ее в ответ, наоборот, он притворился, что засыпает. Это была часть еженедельного ритуала, из которого Эшлин не намерен был упускать ни единой мелочи, хотя ему стоило больших усилий оттягивать возбуждение. Иногда это удавалось, иногда нет, хотя он неизменно стремился к тому, чтобы прелюдия длилась подольше. Однажды удалось растянуть это удовольствие на целый час, и с той поры это стало упоительной целью, однако чаще хватало пары минут — и он уже снова был готов к соитию.

В это утро все говорило о том, что игру удастся затянуть, Эшлин зевнул и повернулся к зеркалу, что стояло рядом с постелью и отражало происходящее. Какое-то время он наблюдал за действиями Белинды, потом остановил ее ленивым прикосновением руки.

— Девочка моя, — пробормотал он, словно в полусне, — ты же знаешь, как я люблю, когда твоя любимая игрушка становится твердой…

— Знаю, — подтвердила красавица, искательно заглядывая ему в глаза.

— Тогда что же ты не сделаешь так, чтобы она затвердела? Это ведь так просто: нужно всего лишь расцеловать меня с головы до пяток. Сделай игрушку твердой — и она твоя.

Он слегка ущипнул девушку за нижнюю губу, и она охотно прильнула горячим влажным ртом к его лбу; Эшлин смежил веки и отдался ощущению того, как губы движутся все ниже: на шею, на грудь, потом на живот. До пяток дело так и не дошло. Когда рот Белинды оказался у него в паху, Эшлин не выдержал, и мужская плоть его стремительно налилась.

— Готово! — обрадовалась девушка. — Смотри, какая твердая игрушка! — Она сжала пульсирующий жезл пальцами.

— Ты хорошо поработала, дитя мое! — простонал Эшлин.

— А теперь ты поиграешь со мной?

— Нет, ты поиграй! — скомандовал он.

Белинда с готовностью оседлала его бедра и засмеялась, когда он направил свою плоть в ее влажную глубину. Она не сознавала смысла происходящего, но была вполне зрелой, чтобы получать удовольствие, тем более что никакие условности ей в этом не мешали. В большом зеркале можно было хорошо видеть эту неистовую скачку, и Эшлин смотрел, пока Белинда не запрокинула голову и не вскрикнула, сжимая его бедра ногами. Тогда и он отдался наслаждению…

Около полудня они стояли в вестибюле особняка, и граф, как добрый дядюшка, укутывал полосатым шарфом точеную шею красавицы.

— Смотри не простудись. И молчи о том, в какую игру я с тобой играю.

— Я буду молчать, — торжественно пообещала она.

— А почему я в неё играю?

— Потому, — начала девушка, словно отвечая затверженный урок, — что ты мой самый большой друг.

— Правильно. В такую игру можно играть только с самым большим другом. А вот рассказывать об этом нельзя. — Эшлин приподнял одну из тяжелых грудей Белинды и пощекотал сосок. — Потому что самые большие друзья держат в секрете то, во что они играют друг с другом. — Он поцеловал ее, надолго задержав язык в горячей глубине рта.

Снаружи захрустел гравий под колесами экипажа. Натали, пламенея короной волос, вышла и направилась к крыльцу. Эшлин отворил ей дверь со спокойной, умиротворенной улыбкой.