Ханна Хауэлл - Под счастливой звездой

— Ты прав. Он убил бы его без всякой жалости.

— Ну, на мой взгляд, это не совсем верно. Кое-какие сожаления у него были. Видишь цветы? Они лежали на могиле, где, по твоим словам, похоронили Джорди.

Лейт с отсутствующим выражением лица кивнул. Его внимание привлекло тело, которое люди Лахлана подняли на поверхность. Хотя отец и сказал, что не станет его винить в случае ошибки, Лейт понимал: если в могиле не Рори, он себя не простит. Им овладел страх — страх не за себя, а за последствия своего заблуждения, которое могло обойтись всем его близким, да и ему в том числе, очень дорого.

Чувствуя, что напряжение сковывает его тело и душу, Лейт стоял рядом с отцом, наблюдая за тем, как тот осматривал тело. Он знал, что Лахлану требовалось время, чтобы опровергнуть или подтвердить подозрения, но не мог сдержать нетерпения. Если Лейт ошибся в своих суждениях, то времени в запасе у них с Лахланом почти не оставалось.

Когда отец поднялся на ноги и жестом приказал своим людям снова положить тело в могилу и засыпать землей, Лейт не выдержал.

— Это он?

— Нет.

Это единственное слово поразило Лейта прямо в сердце.

— Бог мой! Значит, я все-таки ошибся!

— Не принимай это близко к сердцу. Я тоже поначалу подумал, что это он. Рори сделал хороший выбор. Смотри — вот и шрамы на лице, отличные от повреждений, нанесенных огнем. Нет, он действовал н в самом деле почти безукоризненно!

— Но только почти, и я пропустил ошибку, которую совершил этот сукин сын. В чем же она?

— Я знал о Рори больше, чем ты. Некоторые неизвестные тебе особенности в его внешности я изучил много лет назад. В частности, у него имелась отметина. Родимое пятно.

— Никогда не видел у него ни единой отметины.

— И никогда бы не увидел. Для этого Рори надо было бы раздеть донага и тщательно осмотреть. То, что было скрыто добротной одеждой, пострадало от огня меньше, чем открытые части тела. У Рори было родимое пятно — темное, размером с горошину, под его левой ягодицей. Складка кожи почти всегда скрывала его. Я бы сам никогда не увидел родинку, если бы его отец не показал мне ее. Помнится, он опасался, что это след когтя дьявола.

— Да, у него имелись все основания так думать.

— Ничего подобного. Эта весьма незначительная отметина не могла повлиять на судьбу Рори. Невинная родинка, не более того.

— Я сказал Парлану, что это Рори.

— Да, но ты сказал мне, что он усомнился в этом.

— Только вначале, потом он решил, что глупо сомневаться в очевидном. Поэтому он решил отбросить сомнения как можно скорее.

— Тогда мы должны торопиться в Дахгленн. Вполне возможно, он уже успел окончательно уверить себя, что в могиле лежит Рори, и действует теперь так, как будто все опасности и страхи позади. Именно этого Рори и добивался.

Остановив Элфкинга рядом с конем Парлана, Эмил огляделась и сокрушенно покачала головой:

— Опять это место?

— И что же? Отличное местечко. — Парлан соскочил с коня и помог Эмил сделать то же самое. — Я всегда его любил, потому что находил здесь мир и покой. — Раскинув на полянке одеяло, он посмотрел на жену. — Может быть, если мы проведем здесь немного времени в полном покое, кое-какие твои страхи исчезнут.

Она осторожно приблизилась к разостланному на траве одеялу и присела на краешек. Она повторяла себе, что глупо бояться Рори теперь, когда он мертв и лежит в могиле, но все равно не могла избавиться от своих сомнений.

В прошлый раз, после того как они с Парланом насладились любовью на этой полянке, на них напал Рори. Его люди тяжело ранили Парлана, захватили Эмил в плен, где он подверг ее таким мучениям, каких ей в жизни не доводилось переживать. Несмотря на яркий солнечный день и живописную природу, выяснилось, что воспоминания все еще живы и продолжают ее угнетать.

Взглянув на пищу, которую Парлан достал из корзинки и разложил на одеяле, Эмил исподтишка посмотрела на мужа.

Тот улыбался, веселил ее и себя, но в глазах его застыло выражение, какое бывает у очень голодного человека. Старая Мег последнее время избегала Эмил, но женщина была уверена, что Парлан получил от старухи заверения о полном ее, Эмил, выздоровлении после родов. Поначалу ее интересовало, отчего это муж окружил тайной их путешествие к Колодцу Баньши, но потом она решила не обращать на это внимания. Эмил предпочитала наблюдать за его играми, понимая, что они позволят ей привести в порядок чувства, расслабиться и получить удовольствие, — ведь эти игры вели к заветной цели, к которой они оба стремились. Кроме того, все, что до сих пор делал Парлан, ее вполне устраивало и приносило радость.

Потом Эмил оглядела себя и вздохнула. Одета она была не слишком элегантно, а ей по такому случаю хотелось быть красивой. Простенькое платьице, которое ей дали, поскольку отец до сих пор не удосужился привезти более нарядных, было чистым и удобным, но отнюдь не столь красивым, чтобы с его помощью можно было очаровать Парлана. А именно об этом и мечтала Эмил — очаровать и, по возможности, соблазнить мужа — хотя бы разок. Судя по всему, Парлан вовсе не был против этого наряда, но ей казалось важным доказать, что она может быть не менее элегантной и обольстительной, чем любая дама его круга. Впиваясь в хлеб острыми зубками, Эмил подумала, что ей бы жилось куда легче, если бы до нее Парлан был знаком с меньшим количеством женщин.

Парлан наконец заметил, что Эмил смотрит на его приготовления уже не так весело, как прежде.

— Что-нибудь не так, дорогая?

— Это тот самый праздник, о котором ты говорил?

— А чем он плох? Разве что скудноват малость…

— Мне бы все-таки хотелось, чтобы ты меня предупреждал — хотя бы изредка — о своих планах. Я бы привела себя в порядок и выглядела бы сейчас куда лучше.

— Ты выглядишь прекрасно. Любой мужчина потеряет из-за тебя голову. — Тут он погладил ее по голове и спросил:

— Отчего ты зачесываешь волосы наверх? Прятать такие волосы, как у тебя, — преступление.

— Теперь я замужняя женщина, мать. Мне не пристало, как девице, ходить с распущенными волосами.

— Даже если твой муж приказывает тебе это сделать?! — Парлану нравились ее тяжелые, шелковистые на ощупь волосы, и он принялся пропускать их прядь за прядью через пальцы.

— Ты, значит, снова собрался покомандовать? — спросила Эмил, недоумевая, как ему удалось так просто снова возбудить в ней желание.

— А почему бы и нет? Пусть они колышутся на ветру, как знамя, когда я рядом. Когда же я отсутствую, прячь волосы под шапочкой, чтобы не искушать других.

Он потерся губами о ее щеки, потом прижался ртом к ее губам. И тут понял, что терпения для такого рода игр у него уже нет. Одно то, что она находилась рядом, заставляло его сердце бешено колотиться, в крови загорался жаркий костер желания.