Ани Сетон - Омела и меч

— Вот, — произнес он хриплым, дрогнувшим голосом, — легат Валериан.

Квинт заглянул в маленькую комнату, освещенную лишь настенной лампой. На соломенном тюфяке скорчился человек в белой рубахе. Он выдергивал из подстилки соломинки и раскладывал их на полу в шесть аккуратных кучек. Он был страшно истощен, коротко обрезанные седые волосы открывали шишковатый череп. Рука, похожая на желтую птичью лапу, осторожно выкладывала соломинки в кучки, двигаясь от одной к другой.

Во рту у Квинта пересохло, ибо в ту же секунду человек начал тихо хихикать. Он разметал солому по полу и разразился металлическим смехом.

Квинт отшатнулся и прошептал:

— Да сжалятся над ним боги, он безумен… Префект опустил завесу.

— Не всегда, — тупо произнес он. — Только иногда, легион не знает. Я сказал всем, что он уехал в западную крепость Казрлеон.

— Всё они знают, — тихо заметил Квинт. — Или, по крайней мере подозревают. Это ужасно, и теперь я понимаю здешнюю загадку, но, Пений Постум, его трагедия не касается вот этого!

Он схватил письмо губернатора и сунул его префекту.

— Ты не понимаешь? Вся наша армия в ужасной опасности. Вас здесь около семи тысяч, почти столько же, как в войске Светония, с тех пор, как мой легион — Девятый, был перебит королевой Боадицеей. Твой легион должен завтра же выступить на восток, и молитесь, чтоб не было поздно!

Он говорил яростно, но четко, глядя прямо в грубое бычье лицо, пытаясь пробиться сквозь стену сомнений и нерешительности.

Бесполезно. Постум явно уловил лишь одну фразу, потому что сказал:

— Весь ваш легион был перебит, да? Видишь? Это может случиться и с нами, и что я отвечу своему легату, когда он придет в себя? Нет, гонец, мы останемся здесь, как приказал мой легат.

— Но он приказал это до того, как узнал… и он безумен… — начал Квинт и осекся. Круглые голубые глаза казались пустыми как камешки. И для скрытого за ними упрямого, ограниченного и явно запуганного сознания не существовало никакой логики.

Трибуны! — подумал Квинт. Шестеро следующих по рангу офицеров легиона должны быть расквартированы где-то поблизости. Конечно, если он сумеет передать им послание, они отважатся сместить этого опасного дурака с его нелепой преданностью безумцу. Как-нибудь вырваться отсюда, найти трибунов.

— Нет, нет, — пробормотал великан, словно он прочитал мысли Квинта. — Я командую здесь. Я знаю, что делать. Я не хочу чтобы меня все время тревожили, волновали, приставали… я решил… Бальб! — внезапно позвал он.

Возник стражник с мечом наизготовку, словно он уже ждал.

— Слушаюсь.

— Отправь его к остальным.

— Нет! — закричал Квинт. — Я под имперской защитой губернатора! Не смей меня трогать! — Он проклинал все на свете за то, что у него нет меча, ничего, кроме туземного копья, которым он не мог воспользоваться в тесном помещении. Безнадежно! Огромный германец бросился через комнату и скрутил Квинта, как младенца. Заломил ему руки, швырнул копье в угол и потащил его в зал.

Больб отодвинул засов на тяжелой двери сокровищницы, и Постум втолкнул Квинта внутрь. Засов со скрежетом вернулся на место.

Несколько мгновений Квинт неподвижно лежал на каменном полу. Когда сознание вернулось, он увидел свет и удивленные лица двоих склонившихся над ним мужчин. Оба были молоды, в армейской одежде, на кожаных безрукавных номер и эмблема Четырнадцатого легиона. Один был смугл, невысок, курнос, с веселыми карими глазами. Другой, постарше — лет двадцати шести — отличался веснушками, кудрявыми рыжеватыми волосами, решительным подбородком, а также глубоким, еще не зажившим порезом на щеке.

— Вижу, ты приходишь в себя после радушного приема префекта, сказал смуглый коротышка. — Добро пожаловать в наше избранное общество. Выпей-ка вина. — Он протянул кубок.

Квинт жадно выпил и сел, ощупывая голову, на которой вырастала шишка размером с яйцо.

— Без сомнения, гонец от Светония Павлина? — осведомился мрачный веснушчатый молодой человек. Когда Квинт кивнул, он продолжил: — Мы тоже. Дион прибыл первым, около двух недель назад. Губернатор послал его из Уэльса, как только поступили вести о мятеже. Меня послали позже, когда мы прибыли в Лондон, и все еще не было признаков Второго легиона. У меня было много неприятностей, когда я пробрался через страну атребатов — это от их копья, — он потрогал рану на щеке. — Но я пришел. Пять дней назад. Мы ведем счет. — Он указал на ряд черточек на стене. — И вот мы здесь. Откуда ты пришел, и что случилось после того, как мы сюда угодили?

— Дай ему сперва поесть, — сказал Дион. — Он еще слаб, и, боги свидетели, у нас еще полно времени.

Он протянул Квинту пригоршню сухарей. Тот пробормотал слова благодарности.

— Ты из Рима? — жизнерадостно продолжал Дион. — Так я и понял — по твоему произношению, когда ты буркнул свое «спасибо», хотя сейчас ты не слишком напоминаешь элегантного уроженца имперской столицы.

Квинт улыбнулся. Он понимал, что Дион болтает, чтобы дать ему возможность прийти в себя, и вскоре он убедился, какая проницательность таится за легкомысленной болтовней молодого человека.

— Я из Неаполя, — рассказывал Дион, — во мне течет греческая кровь. А Фабиан, — он с притворным пренебрежением ткнул другого гонца под ребро, — проклятый галл, но при этом совсем не плохой парень. Нам пришлось довольно близко познакомиться.

— Я думаю, — сухо сказал Квинт. Оглядевшись, он заметил несколько обитых железом запертых сундуков. Дион сидел на одном из них. И объяснил, когда Квинт подошел поближе, что здесь находится гарнизонная казна, имперские деньги на жалованье легионерам. Священные эмблемы, знамена и значки были аккуратно сложены в углу… Больше никакой обстановки в этой небольшой комнате не было. Не имелось и окон. Зато, к счастью, здесь проходила труба с подогретым воздухом, спасавшим от сырости. А рядом с сухарями и вином стояла лампа. — Бальб следит, чтоб у нас был свет и достаточно пищи, так что тюрьма не так уж и плоха, — признал Дион. — Нас могли бы бросить и в подземелье.

— Постум не мог бы этого сделать, не объяснив положения множеству людей, — медленно произнес Квинт. — Уверен, на свой лад он столь же безумен, как несчастный Валериан.

— Нет, — сказал Фабиан. Его худое, веснушчатое лицо стало задумчивым. — Префект не безумен, но он запуган… запуган ответственностью. Типичный образ мысли германца. Я воевал среди них, и хорошо их знаю — они превосходно исполняют приказы, да и отдают их — пока над ними есть кто-то, указывающий, что делать.

— Губернатор Светоний и велит префекту, что делать, — возразил Квинт.

— Да, но Постум никогда не видел губернатора, а воображения у него не больше, чем у быка. Все, что он действительно знает, и что его заботит — это его собственный легат и его собственный легион. Он любит и защищает Валериана, который, как я слышал, выpoc в том же прирейнском поселении, что и он.