Кэтрин Сатклифф - Одержимое сердце

Его слова наполнили мое сердце леденящим страхом. Я все еще хранила в памяти портрет Джейн со слегка склоненной головкой, синими, как китайский фарфор, глазами, и волосами, золотыми, как летнее солнце. Представлять себе ее жестоко сбитой с ног было для меня пыткой. Подумать о том, что это мог сделать мой муж, — было мучительно. Это причиняло мне невыносимую боль.

Сомнение! Сомнение продолжало грызть меня, сколько бы раз я ни уверяла себя, что Николас не способен на убийство. Но ведь он ударил ее. Он явственно помнил, что ударил.

Проведя рукой по глазам, я бросилась к двери в коридор, но Брэббс уже ушел.

В сердце мое заполз холод и распространился по всему телу, проник до костей. Я совсем пала духом, мне было хуже, чем когда бы то ни было со времени заключения в Оукс. Голова моя раскалывалась. Я была так одинока. Сегодня утром у меня было два близких друга в этом мире: Розина Барон и доктор Брэббс. Одна умерла, другого я жестоко и непоправимо оскорбила.

Я продолжала свой путь по коридору, желая теперь только одного — поскорее попасть в свою комнату. Мне была видна открытая дверь приемной Тревора. Я замедлила шаги, а приблизившись к двери, затаила дыхание и прислушалась.

Осторожно заглянув в комнату, я обшаривала взглядом каждый угол тускло освещенной комнаты. Никого не увидев, я вошла. Я по-новому подозрительно оглядывала ее, полная особого интереса, обдумывая, взвешивая, осматривая каждый тигель, каждую склянку, каждый перегонный куб. Я брала в руки и обнюхивала каждый флакон, запах которого казался мне горьким, пробовала на вкус каждый порошок, который находила там.

Я уже собралась уйти, когда услышала тихий шелест платья, легкие шаги, приближавшиеся к приемной. В поисках укрытия, я оглядывала комнату. И нашла выход: дверь, ведущую во двор, наружу. Быстро! Инстинкт говорил мне, что я должна скрыться, что меня не должны здесь застать. Я попыталась повернуть ручку двери. Она не поддавалась, я никак не могла ее открыть. Я сделала новую попытку, сжимая зубы, я старалась заставить дверь отвориться. И она открылась. Я вышла в полумрак и закрыла за собой дверь. Остановилась и подождала, затаив дыхание.

Кто-то задвинул болт изнутри, оставив меня во дворе.

Лицо мое быстро покрыла изморось. Я все продолжала прислушиваться, чувствуя, как тело мое леденеет от холода. Подойдя к окну, я раздвинула плети плюща, отчаянно цеплявшиеся за кирпичную стену, потом осторожно вытерла пыль со стекла и попыталась разглядеть, кто был в комнате, сквозь неплотно задвинутые шторы.

Я разглядела какую-то фигуру, как мне показалось, женскую, одетую в белое. Эта фигура грациозно двигалась среди длинных теней. Я не могла ее разглядеть как следует. Мысленно я уговаривала ее: остановись на мгновение, постой спокойно, чтобы я могла тебя разглядеть, но без особого успеха.

Отойдя от стены, я бросилась бежать по льду и снегу.

Ночной воздух, морозный и свежий, был тихим: не было слышно ни звука. В эту ночь все было окутано каким-то особенным туманом, светящимся, потому что он отражал снег, покрывавший землю. Странность состояла в том, что луны в ту ночь не было видно.

За стеной тумана послышался вой собак и печальный звук, отражавшийся эхом от сарая и исходивший, как мне показалось, из низины, где была расположена конюшня. Однако я просто регистрировала все это, не проявляя особого интереса, потому что целью моей было попасть назад в дом как можно скорее и вернуться в комнату, пока там оставался таинственный гость.

Я ворвалась в дом через кухонную дверь, и, испуганная моим неожиданным появлением, Матильда уронила свиную ногу, из которой собиралась что-то приготовить. Полли всплеснула руками, рассыпав по столу муку и расплескав тесто для пуд-динга, которое сбивала.

— Леди Малхэм! — вскричала Тилли. — Что случилось? Что вы делали на улице в такую погоду без… О, миледи, в чем дело?

— С дороги! — закричала я.

— Она рехнулась, как и ее муженек, как пить дать! — выпалила Полли.

Я мчалась по коридору, достаточно хорошо зная дорогу, чтобы не натыкаться на мебель. Я повернула за угол. Тени здесь были гуще. Обогнула еще один. В тишине был слышен звук моих торопливых шагов. Когда наконец я добежала до нужной двери, она оказалась закрытой. Я схватилась за дверную ручку одной рукой, другой опираясь о стену, и что есть силы толкнула дверь. Она легко поддалась.

Комната была пуста.

— Как это может быть? — спросила я себя вслух.

В отчаянии я ударила кулаком в стену и вернулась в коридор, откуда пришла. Слева от меня коридор упирался в стену. Единственный путь отсюда был тот, которым я пришла.

Я ждала, пока мое сердцебиение не утихло, прежде чем вернуться в коридор. И тогда я его увидела — лоскуток белой ткани, зацепившийся за гвоздь и оторвавшийся от платья. Я наклонилась и взяла его.

Я поспешила назад, в большой зал. Там никого не было. В одиночестве я села к секретеру, пододвинула ближе сальную свечу и расправила клочок ткани, чтобы получше рассмотреть его. Я ошиблась — это был не клочок платья, а женский носовой платок, изящный, из тонкого полотна, отороченный кружевом.

Я легонько провела пальцем по затейливой вышивке в углу платка, потом поднесла его к лицу и ощутила слабый аромат цветов.

Этот запах вызвал у меня смутное воспоминание, но, как ни пыталась, я не могла вспомнить, откуда он мне знаком.

Я размышляла, перебирая в уме варианты. Должно быть, он принадлежит Адриенне, потому что в доме не было никого, кто мог бы пользоваться столь изящной вещичкой из полотна и кружев. Я могла бы притвориться перед собой, что его не существовало или могла встретиться лицом к лицу с его владелицей и спросить, что она делала в приемной своего брата. И решив, что сделаю последнее, направилась в комнаты Адриенны.

Она полулежала на кровати, читая томик Руссо в кожаном переплете. Это был «Общественный договор». Удивленная, что я вошла без стука, Адри-енна подняла голову, потом закрыла книгу и отложила в сторону.

— О Господи! — вздохнула она. — Вы все— таки наконец пришли выселять меня.

— Нет, мне не нужна эта комната, Адриенна. Я не кривила душой.

— Ладно, значит, вы хотите сказать, что с этой минуты я буду получать от вас содержание? Я понимаю. Скажите мне только, насколько жалкое содержание вы мне определили, чтобы я могла приспособиться к нему заранее.

Я почувствовала, что гнев мой рассеивается.

— Нет, таких новостей я вам тоже не принесла. Ради нас обеих я надеюсь, что не так жестокосердна, как первая леди Уолтхэмстоу.

Адриенна наклонила голову. Мягкие каштановые волосы рассыпались по ее плечам.

— В таком случае зачем вы здесь? — спросила она.

На мгновение я забыла о платке. Сейчас, опустив глаза, я увидела, что держу его в руке, и сказала: