Кэрол Финч - Однажды в лунную полночь

Неожиданно ему страстно захотелось стереть с ее губ след чужого грубого прикосновения, убедить Микаэлу, что он намерен не попользоваться ею, но обучить науке любви.

Люсьен медленно наклонился к Микаэле и, не давая желанию выплеснуться наружу, слегка прикоснулся к ее нежным, как лепестки цветка, губам. Главное, она должна понять: ей предстоит не боль, а наслаждение, и тогда он сможет заставить ее отказаться от внушенных ей прежде диких идей.

Люсьен начал нежно и осторожно целовать Миказлу в румяные щеки, веки, прелестный кончик носа. Уловив в ее бездонных глазах выражение какого-то странного ожидания, он улыбнулся: похоже, неприступная красавица начинает что-то понимать.

Исходившее от Люсьена мужское обаяние обволакивало Микаэлу, лишая ее всякой способности к сопротивлению. Она сразу уловила разницу между требовательными поцелуями Карлоса и игрой, затеянной Люсьеном. Прикосновение его губ оставило у Микаэлы странное ощущение — ей вдруг стало тесно в собственной коже, будто внутри что-то росло, набухало, стремясь найти выход. Стоило ему прикоснуться пальцами к ее губам, как напряженность и страх, которые она только что испытывала, куда-то исчезли. А когда он еще раз приник к ней своими влажными губами, Микаэла вдруг обнаружила, что откликается на его поцелуй с силой реки, вышедшей из берегов. Нет, Люсьен вовсе не стремился подавить ее — он брал только то, что она сама предлагала.

Он снова наклонился, чтобы поцеловать ее, — и Микаэлу словно обожгло. По телу ее пробегали горячие волны; теряя голову, она повторяла его уверенные движения, испытывая при этом неведомое прежде наслаждение.

Когда кончики его пальцев коснулись ее лифа, Микаэла почувствовала острое желание. Люсьен принялся покрывать легкими поцелуями ее шею, и она хрипло задышала. Ощутив на набухшей груди его теплое дыхание, она напряглась всем телом, а когда он немного оттянул сорочку и его жадному взгляду открылись смутные глубины, Микаэла задрожала.

— Сладостная мука, — пробормотал Люсьен, поглаживая ее содрогающуюся плоть, — в этом все дело. Один приносит лишь боль, другой доставляет наслаждение. Я никогда не хотел сделать тебе больно, Микаэла.

Неведомое прежде прикосновение мужских рук и губ разом перевернуло все представления Микаэлы об интимной близости. Когда Люсьен дотронулся губами до ее тугих сосков и принялся высасывать их сладость, Микаэла застонала и выгнулась навстречу ему всем телом, в крови ее заполыхал огонь.

Руки Люсьена ни на секунду не останавливались, и Микаэла не могла уследить за их движениями, голова ее шла кругом. Она сама поражалась силе охватившего ее томного желания. Нежные поцелуи и ласки Люсьена взывали к ответу, и Микаэла рвалась на свободу, чтобы дюйм за дюймом обследовать это мускулистое тело, отдаваясь наслаждению, которое становилось все острее.

Почувствовав, что рука его скользнула под подол сорочки и легла на ее бедро, Микаэла чуть не задохнулась: огонь желания словно сжигал ее дотла. Рука Люсьена медленно переместилась чуть выше. Он сдернул с нее панталоны и стон сладкой муки замер, заглушенный его поцелуем. Люсьен нежно обнял ее, не переставая поглаживать, и пальцы его, а вслед за ними и язык дотрагивались до самых чувствительных мест.

От неописуемого наслаждения у Микаэлы обострились до предела все чувства. Горячие волны желания пробегали по телу, заставляя его содрогаться против воли. Когда ладонь Люсьена в очередной раз прижалась к ее губам, Микаэла почувствовала влечение такое неистовое, что, казалось, еще мгновение — и она лишится рассудка.

— О, Люсьен, — выдохнула она, даже не зная толком, о чем просит, — ну пожалуйста, сделай что-нибудь! Мне так больно…

Погружаясь в ее шелковистые волосы, чувствуя, как она всем телом тянется к нему, как горит ее кожа, Люсьен и сам с трудом подавлял рвущийся наружу стон. В ее невинности он ощущал особую, неведомую прелесть — такую чистую, такую сладкую и внезапную, что у него перехватывало дыхание.

Подняв голову, Люсьен увидел, что в глазах Микаэлы пылает желание не меньшее, чем его собственное; оно было столь же мощным, как океанская волна во время прилива. Он понял, что довел ее до края и теперь плод сам готов свалиться ему в руки. Но что-то в этой женщине удерживало его от того, чтобы просто выполнить супружеский долг: ее гордая решительность затронула в его душе, казалось, давно и навсегда замолкшие струны. Он жаждал подарить ей ночь неизъяснимого наслаждения, заставить понять, что настоящие мужчины не только берут, но и отдают тоже.

Люсьен продолжал ласкать ее, и в кончиках его пальцев отдавались содрогания ее тела. Неторопливо, бережно прикоснулся он к тайному тайных, к медовому соту, и, не отпуская ее, почувствовал, как изливается из нее сладостная влага.

— Что это, Люсьен? Мне кажется, меня всю сжигает изнутри…

— И ты умираешь… — Он прикоснулся горящим кончиком языка к ее розовым соскам. — Вот оно, чудо желания, Микаэла, — оно приносит самую сладостную, самую благодатную смерть, которая тут же вновь возрождает к жизни.

В этот миг Микаэла знала только одно: если не разгадать эту волнующую загадку, сердце ее просто разорвется; она была переполнена запахами и вкусом его сильного тела. По ее коже продолжали пробегать горячие волны, рассудок окончательно отказывался повиноваться.

Она инстинктивно положила руки ему на плечи и почувствовала, как под ее ладонью напряглись стальные мышцы.

Неожиданно поняв, что на ней давно уже ничего не осталось и она лежит перед ним совершенно обнаженной, Микаэла залилась краской. Она попыталась прикрыться и отвернуть голову, но Люсьен удержал ее.

— В этом нет ничего стыдного, — прошептал он. — Поверь, такой чистой красоты я еще не видел. — Он бережно поцеловал Микаэлу. — А теперь приласкай меня, уйми боль, я ведь так хочу тебя. Сделай так, чтобы я тоже ласкал тебя, и тогда тебе будет совсем хорошо.

Микаэла потянулась к его бронзовой от загара груди, провела ладонью по густым волосам, сбегавшим от живота к ногам. При этом прикосновении сердце Люсьена гулко забилось в груди — никогда еще он не испытывал наедине с женщиной такой полноты чувств. Он безумно хотел Микаэлу, но ему мучительно было осознавать, что он должен подвергнуть ее новому испытанию.

Наконец Люсьен решительно снял бриджи и отшвырнул их в сторону. Испуганно глядя на него, Микаэла вся сжалась. Он потянулся к ней, взял ее дрожащую ладонь и прижал к своей восставшей мужской плоти. Микаэла в страхе отпрянула, и Люсьен низко склонился над ней.

— Теперь все зависит от нас обоих, — прошептал он. — Ты можешь дать мне наслаждение, но сперва тебе необходимо поверить, что я очень хочу тебя, Мики.