Джейн Фэйзер - Венера

Полли на минуту задумалась. Совсем не так представляла она себе первую встречу с господином Киллигрэ. Ей казалось, что это произойдет в театре, торжественно и чинно. Однако все случилось иначе, и ей ничего не оставалось, как принять предложенные им правила игры. Представив себе, что Николас ее любовник, подходит к ней в переполненном зале, где она стоит рядом со своим мужем, и почтительно приветствует ее, девушка, потупив взор, поклонилась степенно, а затем открыто и смело взглянула вдруг быстро на лорда Кинкейда и снова опустила глаза, чтобы окружающие не расценили как вызов обществу и откровенное бесстыдство этот озорной, приглашающий взгляд, обращенный к ее избраннику. Лорд Кинкейд и Томас Киллигрэ, наблюдая за игрой, невольно залюбовались обнаженными плечами прелестного создания, волнистыми локонами и грудью в глубоком декольте…

Завершив свое краткое представление, Полли, глядя прямо перед собой, победоносно улыбнулась.

— Превосходно! — выдохнул Киллигрэ. — Вам уже доводилось когда-нибудь выступать на сцене?

— Как сказал поэт, «весь мир есть сцена для нее», — смеясь, заметил Николас. — И надо признаться, что Полли никогда не упускает возможности устроить достойный спектакль.

Девушка покраснела. Ник постоянно твердит об этом ее свойстве, которое, кажется, не очень ему нравится.

— Я вроде бы не давала вам повода к недовольству в последнее время, милорд, — с холодной вежливостью произнесла она. — Как мне представляется, это невеликодушно с вашей стороны — упоминать о том, что я считала давно забытым…

— Ты не поняла меня, детка, — стал оправдываться Ник. — Я просто хотел сделать тебе комплимент!

— Ах так! Тогда прошу прощения, сэр! И заодно благодарю!

Киллигрэ с любопытством и восхищением наблюдал за разыгравшейся перед ним сценой. У девушки был чудесный голос — приятный и мелодичный. И вела она себя естественно и просто, словно в комнате не было никого, кроме нее и лорда Кинкейда. В общем, не страдала чрезмерной застенчивостью, что было бесценным даром для актрисы.

«Где это Кинкейд отыскал ее?» — с удивлением думал Киллигрэ. От нее веяло наивностью и чистотой. Так кто же она? Дочь обедневшего дворянина? Или какого-нибудь негоцианта, желающего повыгоднее продать добродетели и таланты дочери, а взамен получить общественное признание и извлечь материальные выгоды? Все они: и обедневшие дворянки, и дочери торговцев, и даже проститутки — находили путь на сцену, а такая красавица и подавно могла рассчитывать на успех.

— Не хотите ли продолжить нашу встречу в театре, госпожа Уайт? — спросил Киллигрэ. — Я дам вам текст роли, и вы прочтете его мне со сцены.

Полли хотела было сказать, что сделает это с радостью, если только слова будут не слишком длинными, а текст не слишком сложным, но, вовремя взглянув на Ника, не стала этого делать.

— Я полностью к вашим услугам, сэр! — ответила она почтительно. За этой формальной, вежливой фразой скрывались и восторг по поводу долгожданного посещения театрами страх перед предстоящим испытанием. Что, если господин Киллигрэ ей откажет? При мысли об этом она испытала ужас и свое бессилие, что не помешало ей, однако, произнести хладнокровно: — Прошу меня подождать.

С этими словами Полли вышла в другую комнату, чтобы надеть плащ.

— Не возражаете, если я отправлюсь вместе с вами? — обратился к мэтру Николас.

— Конечно, если думаете, что это ее не смутит.

— Напротив, мне кажется, она будет чувствовать себя гораздо свободнее в моем присутствии, — сказал Кинкейд.

Киллигрэ удивился. Такая заботливость о ком бы то ни было не принята при дворе. Открытое проявление нежных чувств или просто симпатии считалось там проявлением слабости, свидетельством непонимания суровых реалий этого мира, где ни на кого нельзя положиться и только последний простак верит россказням окружающих. Обстановка была и впрямь такова, что женщинам, как и мужчинам, приходилось бороться за место под солнцем и обращать при случае неудачу соперницы в свою победу, а чье-то падение — в личный успех. Если лорд Кинкейд собирается и впредь опекать девушку, это вызовет в свете недвусмысленные толки и даже, не исключено, полупрезрительные насмешки.

Николас между тем вошел в спальню. Полли сидела на постели, сжав пальцы, и испуганно смотрела перед собой.

— Кажется, я взялась не за свое дело, — поделилась она с Ником одолевавшими ее сомнениями. — Все эти годы я заблуждалась. Я не смогу играть на сцене. Что же мне делать, Николас?

Ник живо представил себе ту пропасть отчаяния, в которую Полли сейчас заглянула. Эта девушка долгие годы думала о работе в театре как о единственном средстве, способном вывести ее из тупика ужасающей нищеты. Но если она не сможет играть на сцене, ей останется только одно — вернуться назад в тот убогий мир, из которого вышла.

Николас прекрасно понимал, что происходит в ее душе. Ему хотелось сказать, что не даст ей погибнуть, даже если ее и постигнет неудача на театральных подмостках.

— Уж не собираешься ли ты заплакать? — нарочито жестко спросил он. — Сколько дней твердила ты об одном и том же — чтобы я познакомил тебя с Томасом Киллигрэ и предоставил тебе таким образом возможность продемонстрировать перед ним свой талант! И вот теперь оказывается, что все было выдумкой и обманом с твоей стороны?

Услышав это, Полли решительно встала. Лицо ее было бледным, губы сжаты.

— Я докажу вам, что это не обман! — заявила она и прошла в гостиную. — Я готова, господин Киллигрэ! Мы можем идти.

Не дожидаясь ответа, Полли резво сбежала вниз по лестнице.

— О, я вижу, у госпожи Уайт довольно бурный темперамент! — заметил управляющий, надевая перчатки.

— Но проявляется он, лишь когда она очень сердита, — улыбнулся Николас. — А вообще-то у нее довольно жизнерадостный нрав.

Лорд Кинкейд и Киллигрэ последовали за Полли, которая уже поджидала их на ступеньках театра. Морозный воздух взбодрил ее и одновременно успокоил.

— Вы сказали это нарочно, да? — спросила она, когда Ник подошел ближе.

Глаза ее смеялись. Николас кивнул. Полли расхохоталась:

— Ваш прием, милорд, весьма хитроумен!

— И эффективен, — добавил он весело.

— Да, — уже серьезно произнесла Полли. — И я благодарна вам за это…

— Я давно уже вознагражден тобой за все, — молвил нежно Ник, встречаясь с ней взглядом.

Господин Киллигрэ, проходя мимо, обернулся и увидел такие откровенные чувства в выражении их лиц, что, смутившись, вынужден был отвести от них взор.

Когда они наконец оказались в полутемном холле, мэтр произнес:

— Вон там находятся гримерные… — Он кивнул в сторону. — А здесь… Прошу вас…

Дверь отворилась, и Полли вошла в святая святых королевского театра. Стоя на сцене, девушка молча смотрела на огромные софиты, отделявшие ее от зрительного зала, на ложи и галерку. Она старалась представить себе, что все места уже заняты. Какой огромный зал! И как неуютно и одиноко, должно быть, чувствует себя актриса, находясь на этой маленькой сцене!