Джинджер Хэнсон - Любовь по переписке

Поворачивая стакан, он наблюдал, как лучи света отражались в янтарной жидкости.

– У Большой Салли хороший вкус.

– Я все-таки никак не могу понять, как вы могли создать память о вашей сестре?

– Очень просто. Он встретил ее, они были помолвлены, и он отправился на войну. Он по-настоящему не знал ее, он понятия не имел, что Сабрина ненавидела писать письма. – Анджела махнула рукой в воздухе. – Ужасный почерк, она не хотела, чтобы он видел его. Поэтому я писала все письма.

– Он не знает, что письма писали вы?

Анджела сжала губы и приложила к ним палец.

– Боже мой, детка, что же вы наделали!

– Создала такую память, которую теперь не в состоянии победить моя любовь.

Веселый свист разбудил Рэнсома. Что-то грохотало рядом, грязь попадала ему в лицо. Он с трудом приподнял руку, пытаясь защитить голову, и прищурившись смотрел на того, кто помешал ему спать.

Пожилой энергичный мужчина сметал папиросные окурки, грязь и обрывки бумаг с деревянного тротуара, находившегося на одном уровне с Рэнсомом. Чем ближе к нему продвигалась метла, тем больше грязи попадало ему в лицо.

Он попробовал переместиться за бочонок для дождевой воды, но стукнулся о него головой.

– Черт возьми, – выругался Рэнсом.

– Доброе утро, – услышал он в ответ, – я и не заметил вас.

Доброжелательные слова обрадовали его. Рэнсом чувствовал себя таким же помятым, как окурки, которые пожилой человек сметал с улицы. Во рту сохранился вкус вчерашнего виски, и он надеялся, что ощущаемый им неприятный запах исходил не от него.

Он обхватил голову руками, пытаясь осмыслить то, что произошло с ним за последние двадцать четыре часа. Основательно напившись и проспав ночь в канаве, он так и не смог стереть из своей памяти то, что он сказал Анджеле.

Его мучили угрызения совести. Он позволил ревности управлять его поступками. Не будучи хорошо знаком с различными эмоциями, он только после трех кружек виски понял, как называлась его реакция на поведение Шотландца и Анджелы.

Как он сожалел обо всем случившемся! Он совсем не хотел, чтобы Анджела была похожа на Сабрину. Он хотел, чтобы она оставалась самой собой, потому что он любил ее. Ревность. Он мысленно произносил это слово, стараясь уяснить себе его смысл. Старомодное, труднообъяснимое слово, а теперь из-за него она будет презирать его всю свою жизнь.

Рэнсом попытался подняться, улица закружилась у него перед глазами, потом возвратилась на место.

– Мне трудно поверить, что шериф вас вчера не заметил. Обычно он отправляет в тюрьму тех, кому надо проспаться.

– Да, мне действительно повезло. – Рэнсом поднялся на ноги, предполагая, что ночью его могли ограбить. Похлопав себя по карманам, убедился, что деньги на месте. Ему надо было принять ванну, постричься, побриться, надеть чистое белье, немного поесть и выпить много кофе. После этого он сможет покинуть Джоплин.

Анджела была права, она заслуживала большего, чем опустошенный бывший солдат с его разрушающимся ранчо. Она заслужила, чтобы рядом с ней был человек, который не погружается в воспоминания, когда любовь впивается в него, как длинные рога его быков.

Он потерял Анджелу. И он потерял право положить свою руку ей на живот, ощутить мягкие изгибы ее тела и форму его ребенка.

Оглядевшись вокруг, он обнаружил за бочонком свою старую кавалерийскую шляпу. Он взял ее, отряхнул грязь и водрузил себе на голову.

Через два часа Рэнсом ощущал себя совсем другим человеком. Головная боль превратилась в слабые пульсации в висках. Три чашки крепкого кофе завершили завтрак, состоявший из яиц, сосисок и бисквитов. На нем было надето чистое белье, и, как только он найдет чистые носки и наденет начищенные до блеска ботинки, он будет готов к отъезду.

Когда, порывшись в сумке, он не смог обнаружить необходимые ему носки, он вытряхнул все содержимое сумки на кровать. Носки оказались внутри книжки в кожаном переплете дневника Анджелы, который был открыт на первой странице. Рэнсом вспомнил, как обрадовался Шогорн, когда нашел его в ту страшную ночь после бури.

– Посмотрите, майор, это дневник миссис Шампьон. Он даже не сильно поврежден, особенно если вспомнить, как эти разъяренные быки тут все уничтожали.

Рэнсом тогда засунул дневник в свою сумку и тут же забыл о нем. Теперь, когда он взял в руки открытый дневник, он представил себе темную голову Анджелы, склонившуюся над страницами при мерцающем свете костра. Он видел, как она ведет свои записи и вздрагивает каждый раз, когда искры от костра пролетают слишком близко от ее драгоценной книги.

Слабый аромат кожи и шуршание страниц напомнили ему о том, как много времени прошло с тех пор, как у него было время для чтения книг. Но читать дневник Анджелы он не собирался. Он закрыл книгу, но до этого успел узнать почерк. И невероятно удивился. Этим почерком были написаны все письма, которые он получал от Сабрины. Озадаченный, он смотрел на небольшую книгу в кожаном переплете с инициалами на обложке. Они сверкали в лучах солнца, проникавших сквозь окно отеля.

А.Э.С.

Анджела Энн Степлтон.

Он опять раскрыл дневник и внимательно посмотрел на первую страницу. Знакомые петли и завитки были характерны для почерка Анджелы Степлтон.

То, что он видел своими глазами, не совпадало с тем, что он знал. Почерк принадлежал Сабрине, так было неизгладимо впечатано в его памяти. Буквы, которые она писала, могли быть искажены в трудных условиях войны, но все равно он узнал почерк.

Но то, что находилось у него перед глазами, не могло быть написано Сабриной. Он просмотрел страницу за страницей, в них были описаны подробности похода из Техаса в Канзас. Он видел детальное описание различных ранений пастухов за последние несколько недель.

Сабрина не могла этого написать. Существовало только одно объяснение.

У него подкосились колени, и он вынужден был сесть на кровать. Значит, Анджела писала ему письма во время войны. Она писала их от имени Сабрины.

Повозка прогромыхала мимо его окна, кто-то веселым голосом проговорил: «Привет». А Рэнсом раскрытыми от удивления глазами смотрел на дневник Анджелы. Как могли в мире раздаваться нормальные звуки, когда весь мир перевернулся вверх тормашками? Зачем Анджела выдавала себя за сестру?

В памяти его всплыло застенчивое признание Сабрины:

– Отец говорит, что у меня ужасный почерк. И все домашние бумаги и счета приходится вести Анджеле. – На это признание он тогда ответил комплиментом и поцелуем и тут же забыл о нем.

Он еще немного порылся в своей памяти. Первые письма Сабрины были заполнены высокопарными глупостями и детскими жалобами на то, что он уехал. Позже в письмах появились серьезные мысли и тонкое остроумие, которые покорили его. Он помнит свое удовольствие от того, что его любимая Сабрина оказалась более интересным человеком, чем он предполагал.