Патриция Кемден - Золотой плен

Приближаясь к ферме, она услышала шипение воды на горячей золе. От запаха сырого обугленного дерева ее слегка затошнило.

Никаких признаков жизни – только шелест дождя да четкий перестук сапог и копыт за спиной. Она поглубже запахнула мокрую накидку на груди и размечталась о своем замке Сен-Бенуа.

Где теперь Петер? Спит ли дома в тепле и уюте? Господи , оборони его от ужасов , которые видела я , ведь он еще так мал! При мысли о сыне она все-таки споткнулась, но удержала равновесие. На Грету можно положиться, но довезут ли его к ней англичане?

Угольки на пепелище поблескивали точно кошачьи глаза; в их неверном свете она различила серую стену амбара. Над головой снова сверкнула молния. Катье, щурясь, сжала у подбородка серую ткань. Вспышка высветила приоткрытую дверь амбара; казалось, там, внутри, мелькают какие-то тени. По небу раскатился гром, затихая вдали.

Вновь ощутив на плече руку полковника, она вздрогнула от неожиданности.

– Обождите здесь, – произнес он еле слышно.

Катье остановилась. Ей было страшно приближаться к темному строению, и страх усилился, когда она увидела, как настороженно сверлят тьму глаза англичанина, как напряжена его походка.

Он бесшумно обошел ее и уверенным движением вытащил из ножен висящий у пояса кинжал.

– Торн...

Он жестом заставил ее замолчать, подкрался к двери и, секунду помедлив, проскользнул внутрь.

Катье разом ощутила всю свою беспомощность, все одиночество. Хотелось крикнуть, позвать его, но язык точно присох к гортани. Нашла защитника! Она утерла рукой мокрое лицо. Мир обезумел, и англичанин – часть этого безумия.

Позади слышалось усталое дыхание иноходца. Она ободряюще похлопала его по холке. Конь выпустил пар из ноздрей и нервно ударил копытом. Катье скорей убрала руку.

– Да ты и вправду исчадье ада, недаром тебя зовут Ахерон, как реку в преисподней. – Она взглянула на дверь амбара. – Небось твой хозяин там побывал.

Конь вскинул голову, сверкнув серебристой уздечкой.

– Ну и ладно. Вот доберусь до Лессина, тогда только вы меня и видели. В Лессине лошадей полным-полно.

Лессин. С ним связаны все надежды. В Лессине она обретет желанную свободу, а полковник пускай остается со своим безумием.

Из темного проема двери поплыло слабое янтарное свечение. Должно быть, Торн отыскал и зажег фонарь. Ну , слава Богу! Она взяла под уздцы коня. Но Ахерон стоял как вкопанный.

Катье в сердцах бросила поводья.

– Как знаешь, черный дьявол! Стану я с тобой церемо... Она невольно съежилась под новой вспышкой молнии. Мокрый капюшон упал с головы. Она хотела натянуть его, но рука застыла в воздухе. Дверь амбара медленно затворилась. Из-под нее теперь пробивалась лишь неясная полоска света.

Торн не показывался.

Катье затаила дыхание. Он что, ждет ее? Ждет, чтобы она...

Внезапно дверь широко распахнулась, и полоска выросла до широкого желтого прямоугольника. В центре его стоял англичанин, держа в руках что-то тяжелое.

Катье смахнула дрожащие на ресницах дождевые капли.

– Торн! – Подхватив юбки, она кинулась к нему по склизкой грязи.

Но подлетев, застыла на месте. Его ношей оказалось тело женщины, едва прикрытое дырявой рогожей. Длинные спутанные волосы волочились по грязи.

– Господи твоя воля, вы убили ее! – Катье отпрыгнула в сторону; сердце трепыхалось где-то в горле.

– Не будьте дурой! – процедил он, направляясь к сгоревшему дому. – Падать в обморок лучше в амбаре.

– Черт бы тебя побрал, английская свинья!

Даже не задумываясь о том, слышит ли он ее, Катье ворвалась в амбар.

Внутри она увидела кучу окровавленной соломы. Вместе с накатившей тошнотой перед глазами всплыли картины недавнего нападения. Господи Боже , вот так он мог бы нести сейчас мое тело! Или Петера!

– Нет, нет! – Ноги подкосились, и она упала на колени перед соломенной подстилкой, хранившей контуры женского тела.

Пригоршнями захватила мокрую холодную солому. Закрыла глаза и зашевелила губами, беззвучно молясь о незнакомой женщине, о сыне, о себе. На войне гибнут не только солдаты.

Что-то твердое вдавилось в ее ладонь. Катье разжала пальцы. Пуговица. Медная, военного образца. Она глубоко втянула в себя воздух. От мундира убийцы?

Катье поднесла ее к глазам. На гладком металле выбито одно-единственное слово. Она повернула ее к свету, чтобы получше разглядеть. Лондон.

Английская пуговица.

Сзади захрапел конь, и Катье рывком вскочила на ноги. Торн ввел черного мокрого жеребца в амбар.

– Эту женщину убил англичанин. – Она обвиняюще протянула ему пуговицу на раскрытой ладони.

Синие глаза нетерпеливо остановились на ней. К ее ногам упал грубый холщовый мешок.

– Здесь еда, – бросил Торн и повел Ахерона в стойло.

– Слышите, черт бы вас побрал? Англичанин! – крикнула ему вслед Катье.

Он шагнул к ней. Рукой в черной перчатке сжал ее запястье и загнул пальцы.

– Пуговица еще ничего не доказывает, мадам. Я буду рад, если мое сердце перестанет биться прежде, чем меня разденут догола.

Выхватив у нее пуговицу, он зашвырнул ее в дальний угол амбара.

Катье вырвала руку.

– У всех вас нет ни совести, ни чести! Боже, и на таких я оставила сына!

Под взглядом полковника Катье попятилась. Он наступал на нее, пока она не ударилась о перегородку стойла. Сделав последний шаг, он буквально притиснул ее к неструганым доскам.

Горячее дыхание коснулось ее шеи. Глядя в упор, он грубо стиснул ей виски. Сейчас череп треснет , подумала Катье.

– Меня тоже убьете? – спросила она шепотом, в котором, однако, не было и тени страха.

– Вот что, женщина, – раздельно проговорил он, и глаза его полыхнули неукротимой яростью. – Не вам рассуждать о чести моих людей. Не вам, понятия не имеющей о том, что такое честь.

Руки его разжались, и он отступил в сторону.

– А как еще мне относиться к иноземцам, чужакам, которые отняли у меня сына?

– Поплачьтесь кому-нибудь другому. В ваших жилах та же кровь, что и у гадюки-сестрицы.

Она отделилась от перегородки.

– А в ваших не кровь, а талая вода!

Он вернулся к своему коню. Когда снимал седло, острая лука угодила ему прямо в бок, и до Катье донесся судорожный хрип.

– Господи Иисусе! – пробормотал он сквозь зубы. Протянув руки, она шагнула к нему. (И по натуре, и по воспитанию Катье была настоящей владелицей замка; привычка заботиться о ближнем глубоко укоренилась в ней.)

Он отбросил в сторону седло и обжег ее взглядом.

– Оставьте свои дешевые уловки, мадам. Лучше займитесь ужином.

Она смущенно опустила руки и стала смотреть, как Торн отвязывает пистолеты и мешки, как пучком соломы дочиста выскребает бока жеребца. Алый мундир был весь в пятнах засохшей крови, а в тесноте амбара ноздри Катье щекотал удушливый запах пороха.