Бертрис Смолл - Плутовки

Он разжал руки и отступил.

– Вряд ли это подходящее место, чтобы целоваться, сладостная Сирена. Уже почти два часа ночи. Я отвезу вас домой, но помните, что завтра суббота и я приеду пораньше, чтобы побыть с вами.

– Вечер в самом разгаре, милорд, – озорно возразила Дайана. – Кроме того, я пока не могу ехать домой, поскольку прибыла сюда с Синарой на бабушкиной барке. Насколько я знаю Син, она еще не собирается возвращаться.

– В таком случае весьма удачно, что у меня карета, – возразил герцог.

– А как насчет вашего брата? – удивилась она.

– Он приехал сюда верхом. Итак, садимся в карету или в барку?

– Если поплывем по реке, у вас не будет возможности вернуться к себе, милорд. Я не могу просить лодочника бабушки трудиться всю ночь. Значит, остается карета. Только предупрежу Синару, чтобы она не волновалась.

Они на время расстались. Герцог велел лакею выкликнуть кучера, а Дайана отправилась к Синаре.

– Вот как? – поддела кузина. – Романтическое путешествие домой в герцогском экипаже? Может, теперь, когда ты начала целоваться, сумеешь принять решение?

Дайна покраснела и поспешила прочь. Дэмиен ждал ее во дворе и подсадил в карету. Кучер щелкнул кнутом, и экипаж уже тронулся, когда ей показалось, что сзади раздался чей-то крик.

– Остановите карету, милорд! – попросила она.

– Зачем?

– Кто-то нас зовет.

– Не имеет значения, – отмахнулся он.

– Немедленно остановите, милорд! – велела она, но лошади уже встали. Дверца с шумом распахнулась.

– Убирайся, Дарлинг! – приказал герцог брату, протягивая руки, чтобы вытащить Дариуса из кареты. Тот неохотно подчинился. Дэмиен, размахнувшись, ударил его в челюсть с такой силой, что маркиз полетел на брусчатку двора, а сам сел на его место. – Ты никогда не играешь честно, когда боишься проиграть, так ведь? – бросил он, прежде чем захлопнуть дверцу и приказать кучеру трогаться. Маркиз остался сидеть на камнях, потирая подбородок.

– Кровь Христова! – выругалась Дайана. – Я не знала, милорд!

Дэмиен коротко кивнул.

– Вы и в самом деле не могли видеть его глаз в темноте, и, кроме того, под этим плащом невозможно разглядеть, что он одет по-другому! Но каким образом он догадался, что мы уезжаем? Один из королевских пажей подошел ко мне и сказал, что его величество желает немедленно меня видеть. Хорошо, что ваша кузина Фэнси, стоявшая рядом с его величеством, мгновенно почуяла что-то неладное. Я пришел, как только освободился.

– Мой герой, – пробормотала Дайана, не переставая гадать, что произошло бы во время поездки с маркизом Роксли.

Герцог, словно прочтя ее мысли, притянул Дайану к себе и поцеловал. Все думы о Дариусе Эсмонде мгновенно испарились. Дайана замурлыкала от удовольствия, когда губы Дэмиена прижались к ее рту, пробуя на вкус, словно высасывая сладкий нектар ее души. Нежная ручка легла ему на щеку, и Дэмиен улыбнулся в темноте.

– О, Дайана, я хочу, чтобы ты была моей женой. В отличие от брата для меня это перестало быть игрой. Я влюбился в тебя и не могу представить другую женщину в моем сердце, в моей постели, другую мать моих детей. Только тебя, сладостная Сирена.

– Я ошеломлена вашим признанием, милорд, – искренне вырвалось у нее. – Но вы должны дать мне время на раздумье.

Дэмиен согласно кивнул.

– Сколько угодно. С тем чтобы в конце концов ты выбрала меня, дорогая.

И прежде чем она успела ответить, нагнулся, чтобы снова целовать ее, и Дайана с радостью отдалась его ласкам. Поцелуи становились все исступленнее. Его Ладонь погладила ее груди, нырнула в вырез и сжала упругий холмик. Дайана потрясение охнула.

– Милорд! – тихо запротестовала она.

– Нет, милая, я должен коснуться тебя. Пожалуйста!

Он нежно держал ее маленькую грудь, то и дело задевая большим пальцем крохотный сосок. Сердце Дайаны рвалось из груди. До этой минуты она не знала столь интимных ласк, но по какой-то причине не могла остановить герцога. Кровь словно превратилась в расплавленный мед, кипящий в жилах, не позволяющий шевельнуться. Она закрыла глаза и отдалась изысканным ощущениям.

– Боже, – простонал он, – ты такая сладкая, моя Дайана! Но я должен остановиться, иначе обольщу тебя и опозорю нас обоих! Я не могу завоевать тебя нечестными средствами, моя обожаемая!

Он неохотно отстранился и нашел в себе силы слегка улыбнуться, услышав ее разочарованный вздох.

– Уходи, – потребовал он, осторожно снимая ее с колен и усаживая на противоположное сиденье. – Я не могу оставаться джентльменом, когда нахожусь чересчур близко от тебя, драгоценная моя.

– Я никогда... – начала Дайана, но он прижал палец к ее губам.

– Знаю. Я первый, кто поцеловал тебя, и первый, кто коснулся, сладостная Сирена. Останусь ли единственным, кто тебя ласкал? Ты понимаешь, о чем я?

Дайана кивнула. Ее глаза наполнились слезами.

– Не могу этого обещать, милорд, ибо сделать это означает признать, что я уже приняла решение, а это неправда. Я уже сказала, что никогда не лгу.

– Знаю, – грустно пробормотал он.

– Все девушки целуются и обнимаются до того, как остепениться и пойти под венец. Это нечто вроде обычая. Но если я соглашусь стать вашей женой, вам никогда не придется усомниться в моей преданности. Я не посмотрю ни на кого другого, хотя при дворе сейчас супружеская верность не в моде.

– Но я не хочу жить при дворе, – возразил он. – Мне не терпится вернуться к себе, туда, где я родился и вырос. Я не делал из этого секрета, Дайана.

– И я не желаю жить при дворе, – заверила она. – Видите, милорд, между нами есть кое-что общее.

– Совершенно верно, мадам, – усмехнулся герцог.

– Вы любите детей? – поинтересовалась она.

– Обещаю любить всех, кого ты мне подаришь, – поклялся он. – У меня достаточно денег, чтобы дать приданое дочерям и обеспечить сыновей, перед тем как выпустить в широкий мир всех, кроме наследника. Да, я люблю детей.

– Я очень богата, – сообщила она.

– Да, мне говорили, – мягко заметил он.

– Я собираюсь сама управлять своими финансами. Вас это не беспокоит?

– Нисколько, – заверил герцог.

В этот момент карета остановилась у крыльца Гринвуд-Хауса. Герцог проводил Дайану до двери, где уже ждал мажордом.

– Доброй ночи, мадам, – пожелал Дэмиен. – Сегодня у нас был на удивление содержательный день, не так ли?

– Совершенно верно, – кивнула Дайана. – До завтра, милорд.

Она повернулась и, слегка улыбаясь, вошла в дом.

В мае двор перебирался в Гринвич. Вдовствующая герцогиня Гленкирк на это время снимала там домик на реке, чтобы у внучек было место, где приклонить голову в тех редких случаях, когда они покидали дворец. По мере того как становились длиннее дни, страсть придворных к развлечениям все возрастала. Первую половину месяца положение официальной фаворитки занимала Фэнси, но потом из Лондона прибыла мистрис Нелл Гвин, что было на руку Фэнси, которая носила ребенка короля и собиралась уехать домой в начале июня.