Тия Дивайн - Желанная

– Моя дорогая, я сознался в убийстве, как и моя мать. И я не сомневаюсь, что Флинт слышал каждое слово. Вопрос состоит в том, что он будет делать, и я не хочу рисковать. Мой братец более суровый судья, чем любой из тех, что заседают в палате лордов. Ты что думаешь, мама?

– Нам надо найти драгоценности, – горячечным шепотом повторяла она. – Я знаю, что они здесь.

– Где? – прорычал Клей. – Мы не можем продолжать поиски, Флинт вот-вот взломает дверь.

– Я без них не уйду...

– Не шевелитесь! Оливия, Клей! Я пришел за Дейн.

– Нет! – Оливия схватила стол за ножку и с невесть откуда взявшейся силой швырнула его в сторону двери.

– Мама...

– Я должна найти свои драгоценности, Флинт, и я убью любого, кто посмеет мне помешать. Слышишь меня?

– Пусть Дейн выйдет, мама, и ищи себе до конца дней.

– Нет! Я устала от того, что вы, Ратледжи, все у меня отбираете. А теперь у меня есть кое-что, что вам нужно, так что вам придется подождать, как я ждала все эти годы, сын... как я ждала, когда твой отец прекратит спать с рабынями, как я ждала твоего возвращения, как я ждала, пока Лидия прекратит относиться к Питеру как глупый ребенок, как я ждала, пока Клей возьмется за ум и примет на себя хоть какую-то ответственность за происходящее... О, я ждала довольно и сейчас хочу получить то, что считаю своим. Так что теперь, Флинт, прояви и ты терпение.

Клей приподнял доску пола возле полки и посмотрел там. Но там ничего не было. Оливия сходила с ума прямо у Дейн на глазах. Дейн чувствовала, что все тело затекло от неподвижности, но стоило ей шевельнуться, как Оливия замахивалась на нее ножкой стола.

– Клей, приподнимай доски одну за другой.

Он взламывал пол, и отчаяние удесятеряло его силы. Под полом было грязное месиво.

– Там ничего нет, мама, ничего...

– Эта маленькая воровка, эта сука, она держала их здесь! Я знаю!

Оливия стала пинать все ногами и в своем возбуждении не сразу услышала то, что услышала Дейн.

– Ну что же, мама, твое время кончилось, – громко сказал Флинт из-за двери, – я захожу.

– Не смей!

– Довольно. – Он ударил дверь прикладом ружья.

– Не смей! Я тебя предупреждаю... Удар, еще удар.

– Не делай этого, Флинт! Уходи! Еще удар.

Дейн уже могла видеть его, освещенного поднимающимся солнцем. Еще удар, и дверь распахнулась; в тот же миг Оливия схватила керосиновую лампу и запустила в стену.

– Проклятие...

Стена занялась огнем, словно была сделана из бумаги. Огонь встал сплошной стеной. Пожар взревел, грозно, неотвратимо.

Оливия выбежала на улицу.

– Мама! – закричал Клей и бросился следом.

– Дейн! – Флинт не мог ее разглядеть. Он ничего не видел.

– Я здесь, на полу.

Она искала ту металлическую банку, в которой что-то звякнуло, когда Оливия пнула ее ногой. Он упал на пол рядом с ней.

– Ты что, с ума сошла? Не поднимайся, держись за мою руку. Мы сейчас выползем отсюда. Через минуту крыша обвалится.

Она схватила его за руку, за большую, сильную, твердую руку, и они медленно поползли из горящей хижины. Они оказались снаружи как раз в тот момент, когда Оливия с воплем «Мои драгоценности!» нырнула внутрь.

– Боже, – простонала Дейн, поднимаясь на ноги с помощью Флинта. Рабы уже выстроились в цепочку, передавая друг другу ведра с водой, которую черпали из реки.

– Мама! – Клей бросился следом. – Я должен... Я не могу позволить ей... – На четвереньках он влез в горящий дом. – Мама!

И тогда все разом закричали от ужаса, ибо балки, удерживающие крышу, прогорели и пылающая крыша провалилась в хижину.

Флинт был в смятении. Он чувствовал себя одновременно судьей и палачом. Он мог оттащить Клея, мог оставить Лидию в живых.

Как может жить человек с сознанием зла, которое, как гнойная рана, терзало его семью? Когда-то он просто решил сбежать от всего этого. Теперь ему придется жить с этим до конца дней.

От хижины остались одни головешки. О Лидии позаботился Агус. Он отнес тело в дом, где его должны были подготовить к похоронам.

Рабы продолжали заливать огнем угли – все, что осталось от хижины Мелайн.

Дейн держалась возле Флинта. Лицо, платье, волосы – все было в копоти. Она крутила в руках покореженную банку, на которой было нацарапано слово «сахар».

– Ты своей жизнью рисковала ради этой банки. Что это?

– Я не знаю, – сказала она, продолжая крутить банку в руках. – Возможно, ответ на тот вопрос, что давно меня мучает.

– Мы возвращаемся в дом, – сказал Флинт. – Здесь уже ничего не поделаешь.

Рана Питера была перевязана. Он сидел в холле. Найрин с угрюмым видом была рядом.

Флинт выглядел измученным, уставшим до изнеможения.

– Мне жаль, – начал было Питер.

– Жалеть не о чем, – махнул рукой Флинт. – Мама никогда не принимала Лидию всерьез. Какой еще мог быть у всего этого конец, если не печальный?

– Но Гарри...

Флинт посмотрел на Дейн.

– Лидия убила Гарри, так как считала, что он может чинить препятствия их с Питером браку. Мама не сочла нужным написать ей, на ком именно я женился. Мама... я с трудом в это верю.

– И не надо забывать Найрин, – стоически сказал Питер, отдавая ее прямо волкам на съедение.

– Как мы можем забыть, – согласился Флинт и, бросив взгляд в сторону Дейн, спросил: – Как насчет Найрин?

– Найрин строила планы по захвату той половины Монтелета, что принадлежит Дейн. Она сочла, что несчастный случай может весьма этому способствовать. Она и понятия не имела, что Оливия собиралась спалить хижину, она сама ради этого туда явилась, как мне удалось выяснить, когда я за ней проследил. Будь проклята ее душа...

– Этого ты мог бы не говорить, – вставила слово Найрин. Она не могла смотреть на Дейн, в любом случае на Питера смотреть ей было приятнее. Пусть то, что она сказала, ему не нравилось, но он мог понять ее мотивы. – Я вернула Боя.

Дейн почувствовала, что все в ней перевернулось. Это не Флинт. Ни тогда, ни позже. Флинт не имел к этому отношения. Найрин – первопричина всех ее несчастий, она желала ее смерти.

Она получила то, что хотела от всего сердца, и почти осуществила второе свое желание.

И все же она смогла приземлиться на четыре лапы, как кошка, и ни Питер, ни Флинт, похоже, не собирались требовать от нее отчета за грехи. Такие женщины, как Найрин, всегда остаются победительницами. Всегда.

Это то, природу чего она никогда не могла понять. Власть. Найрин всегда ее имела. А Дейн – никогда. И никогда не будет ее иметь.

– Я уезжаю из Сент-Фоя, – продолжал Питер, и Дейн пристально посмотрела на брата. Он покачал головой. – Я не фермер, Дейн. И мне придется увезти этот кусок дерьма из Сент-Фоя, прежде чем она попытается разрушить еще чью-нибудь жизнь. Я отправляюсь в путь со своей компаньонкой, а Флинт позаботится о Монтелете и будет посылать мне мою долю прибыли. Таким образом, моя красавица Дейн, мы все будем довольны и счастливы.