Эдит Лэйтон - Возвращение графа

Но он нисколько не смутился.

– У меня есть шрамы. Но меня защищал отец, а также товарищи по несчастью, ведь я был совсем молодым. Я был бы счастлив показать вам свои шрамы, – весело добавил он, – но, как джентльмен, не могу этого сделать. Пока.

На лице у него расцвела улыбка. Кристиан обожал ее дразнить.

– Говорите, ведь у вас есть и другие вопросы.

– О, сотни! Но что я могу спросить? Как звали нашу собаку? Какое у Джона было любимое блюдо? Какая у меня была прическа? Боже, вопросов столько, что не знаю, что сказать.

Он промолчал. Она продолжала идти рядом с ним, но руки ее похолодели, и ей стало не по себе. Одно дело – гулять с красивым джентльменом, который может оказаться старым другом, и другое – обнаружить, что ты осталась практически одна на пустынной дороге с мужчиной, который был осужден, а теперь, если она поручится за него, получит огромное состояние, а если она отвергнет его притязания, начнет более жесткую игру.

– Скрубби, – сказал он. – Вашу собаку звали Скрубби. Это был терьер. Джон любил конфеты, а еще больше блины с повидлом, а вы... вы носили косички.

Она постаралась подавить бурную радость, и ей это удалось. Она обругала себя: плохие вопросы! Любой мог знать про Скрубби, собака везде за ними бегала, каждый мог видеть ее косички, и почти все мальчишки любят блины.

– А наш кузен Джером? – спросила она.

Он помолчал.

– Извините, его я не помню.

Она вспыхнула. Она выдумала этого кузена.

– О, – сказал он, посмотрев на нее. – Вы меня утопили?

Она помотала головой, подумав, что он прекрасно знает, что это не так.

– Ладно. Еще будут вопросы?

– Не знаю, о чем спрашивать, – сказала она, избегая его взгляда. Нет беды в том, чтобы изловить жулика, но она чувствовала себя преступницей хотя бы потому, что делала это плохо. Может, она его оскорбила? Однако на его лице не отразилось обиды. Но он умел скрывать свои чувства.

– Если что-нибудь придет в голову, спросите позже. А пока расскажите о Джоне. Почему он ушел в армию?

Она была счастлива сменить тему.

– Он не увлекался политикой, хотя, конечно, был против Наполеона. Но газеты читал и следил за событиями. Однажды в деревню приехали набирать рекрутов; он услышал музыку, увидел флаги, форму и после этого мог говорить только о войне. Родители пытались охладить его пыл, но потом взяли нас с собой в Лондон, Джон увидел войска перед дворцом, и удержать его уже было нельзя. Он не успокоился, пока не купил себе форму. Хотя отец был против, Джона ничто не могло сбить с пути, даже тычок в зубы. Вы же знаете Джона, – с жалобной улыбкой сказала она и спохватилась. – Я имею в виду...

– Да, – сказал он с теплой улыбкой. – Знаю и знал. Будь я тогда здесь, тоже пошел бы на войну. Извините.

– За что?

– За то, что я жив, а он нет.

Джулиана прикусила губу. Она сама недавно так думала, но сейчас решила, что это несправедливо.

– Он умел добиваться своего. Задумал поехать на цыганскую ярмарку. Все от него отмахивались. Никто не хотел нас везти. Но Джон не отставал, пока через неделю не уговорил родителей.

Она остановилась.

– Вы помните цыганскую ярмарку?

– Как можно ее забыть? – У него заблестели глаза. – Поляна преобразилась: расцвела шатрами, и знаменами. Сейчас это показалось бы скучным, но тогда у нас редко бывали подобные развлечения. Помните пончики, горячие пирожки, пряники? Устрицы и мороженое?

Она засмеялась:

– Я перемазалась, как поросенок! Но все было замечательно.

– Да, и представление тоже. Цыганские пляски, музыка, дрессированные медведи, фокусники, глотатели огня, акробаты, предсказательницы. Шатры, в которые не допускались дамы и маленькие мальчики. Это злило нас с Джоном. Мы пытались проскользнуть, но нас изловили. И конечно, был акробат, который упал. Я этого никогда не забуду. Я думал, он умер, но он встал и поклонился. Похоже на карточный фокус – карта исчезает в рукаве, а появляется у тебя из-за уха. Тогда я впервые увидел магию.

Она смотрела на него во все глаза. Летом всегда бывали ярмарки. Какой-то мальчик из их двора мог побывать на них, так что разговор о ярмарке не доказательство того, что он был там вместе с ней. Но ярмарка и тот день всплыли в памяти. Тогда она в первый раз увидела, что смерть забирает не только старых и больных; в тот день упал акробат.

Он ходил по канату, натянутому между столбами, гибкий юноша в красно-желтой тунике и желтом трико. Он выделывал антраша, плясал, толпа смеялась. Джулиана смотрела на него, запрокинув голову.

А потом он оступился, попытался удержать равновесие, бешено размахивая руками, изгибаясь всем телом. Толпа ахнула. Наступила тишина, все запрокинули головы. А потом он полетел вниз, вертясь волчком, пока не шмякнулся на чуть присыпанную соломой землю.

Все застыли. Как она тогда испугалась! Но прежде чем униформисты двинулись к нему, он зашевелился, застонал, с трудом поднялся и огляделся. Она затаила дыхание, а он отвесил потрясенной толпе поклон. Все взвыли. Ей никогда не забыть, как ее чувства парили вместе с акробатом, упали вместе с ним, а потом мистическим образом поднялись с земли. Этот человек тоже помнит!

– Так ты действительно Кристиан?.. О, я дура, дура, – в отчаянии говорила она, не дожидаясь ответа. – Что еще ты можешь сказать?

– Привет, Сокровище, – произнес он.

Она закрыла глаза, едва сдерживая слезы, потому что никто, кроме родителей, не называл ее так много-много лет.

И тут обоих словно прорвало. Он рассказал о стране, из которой прибыл, о зеленых птичках, говорящих на человеческом языке, о животных с карманами, об акулах размером с бревно. Она рассказала ему о том, как жилось Джону после его отъезда, а потом о своей жизни.

– После смерти Джона из меня словно сердце вынули. Мы были с ним так близки! И когда я поняла, что никогда больше не увижу его, мне стало плохо. Доктор Рейне сказал, такая меланхолия случается у девочек моего возраста, я как раз становилась женщиной. Он сказал, что в это время женщины особенно чувствительны. Но мне кажется, так было бы в любом возрасте.

– И поэтому ты не вышла замуж?

Она округлила глаза:

– В моем возрасте многие женщины уже замужем, но я еще не впала в старческое слабоумие.

– Это я вижу. Но ты такая очаровательная, странно, что ты одна. Или я дурак, и у тебя есть кавалер?

– Нет. – Она обернулась. – Господи, как далеко мы зашли! Пора возвращаться, пока нас не хватились.

Он повернул вслед за ней. Они долго шли молча, потом он сказал:

– Нам о многом нужно поговорить. Давай еще погуляем.

– С удовольствием.

– Отлично. Но прежде чем вернуться к своей кузине, не хочешь ли ты задать мне самый главный вопрос?

Она посмотрела на него с недоумением.

– Вор я или не вор, – мягко произнес он. Она разглядывала свои туфли.