Лаура Кинсейл - Благородный разбойник

Из темноты за пределами лагеря донеслись крики, возня. Филипп отскочил в сторону, Аллегрето последовал за ним. Элейн тоже поднялась, увидев большого белого щенка, который прыгал вокруг людей, вышедших на свет из-за деревьев. Они толкали впереди себя какого-то человека. Она поняла, что это Дарио, когда тот посмотрел на Аллегрето и упал перед ним на колени.

Щенок подбежал к Элейн, прыгал на нее, пачкая грязными лапами ее юбки. Она лишь прижала его к себе, с тревогой глядя на сгорбившегося юношу.

– Маттео! – резко произнес Аллегрето.

Юноша покачал головой, склонившись лбом прямо в грязь.

– Сбежал, милорд.

Бандиты молча столпились вокруг. Даже женщины прервали работу, все замерли, слышались лишь треск костра и сдавленные рыдания Дарио.

– Что произошло? – Лицо Аллегрето превратилось в маску, черные глаза – в лед.

– На пересечении с тропой, ведущей в Авину, ночью, – ответил Дарио, не поднимая головы. – Мы нашли убежище в сельском доме. Ребенок плакал, я подумал, его надо согреть. Время у нас было. Хозяйка оказалась добрая. Мы поели. Милорд... я уснул... не заперев его.

Аллегрето схватил его за волосы, дернул голову назад и вниз.

– Ты нашел его?

– Я старался. Я потерял его след на окраине города. Он там, как я думаю. Я велел его отыскать и пришел сюда.

– Ты исповедался?

Лицо юноши помертвело. Он прижал обе руки ко рту, словно в отчаянной молитве. Элейн отпустила щенка, увидев, как Аллегрето потянулся за кинжалом. В его взгляде не осталось ничего человеческого. Дарио закончил молитву, перекрестился и вздохнул. Тело у него расслабилось, будто он заснул с откинутой головой. Лицо Аллегрето изменилось, пальцы сжали рукоятку, и он выхватил кинжал.

– Нет! – крикнула Элейн, шагнув вперед. – Отпусти его.

Все молчали. Дым костра медленно плыл над землей и поднимался среди деревьев к небу. Краем глаза она заметила, что бандиты смотрят на нее, однако не выпускала из виду Аллегрето. Он стоял, как изваяние. Безжизненное лицо, невидящие глаза. Потом толкнул голову Дарио вперед и отвел кинжал.

– Принцесса. – Холодно поклонившись, Аллегрето вложил оружие в ножны и ушел.

– Кто она? – спросил Филипп.

После того как Аллегрето покинул лагерь, никто с Элейн не разговаривал. Но когда на рассвете он вернулся, бандиты стояли вокруг черного кострища, глядя на нее с почтительным благоговением на заросших лицах. Такое выражение они видели у Дарио, когда тот на коленях полз к ней, чтобы поцеловать грязный подол юбки.

– Она тот человек, кто может подарить вам прощение, когда займет свое место в Монтеверде, – ответил Аллегрето. – Или прикажет заковать вас в кандалы и повесить за воровство на городских воротах.

Филипп подошел к ней и, обнажив голову, преклонил колено. Его кольчуга звякнула, когда он коснулся земли. Все бандиты сделали то же самое.

– Принцесса, – сказал он. – Да простят меня Бог и ваша светлость! Я не знал.

Такая почтительность привела Элейн в замешательство.

– Благодарю вас за гостеприимство. Тут нечего прощать.

Но Филипп оставался коленопреклоненным, и она поняла, что он ждет.

– Встаньте, – сказала Элейн по-французски. – Все.

Только Аллегрето стоял, глядя на нее. Она сомневалась, что он доволен.

– Филипп, мы должны поговорить наедине, – сказал он.

– Да, – хрипло ответил бандит. – Неплохая мысль.

Послав людей охранять лагерь, он проводил Элейн под навес из сосновых веток и настоял, чтобы она села на пень-трон. Или потому, что узнал про ее титул и надеялся на прощение, или потому, что она предотвратила хладнокровное убийство Дарио, но бандит ясно дал понять, что теперь считает ее высшей властью.

Сам Дарио маялся на другом конце поляны, где привязали щенка. Элейн хотела послать его за ребенком Маргарет, забытым в хижине, но передумала. Возможно, малышу лучше оставаться в доме под присмотром хозяйки, чем в бандитском лагере среди женщин, которые пили эль больше мужчин. И Дарио лучше лишний раз не обращать на себя внимания, пока его хозяин не сменит гнев на милость.

– Простите мое недоумение, донна... вы приходитесь внучкой принцу Лигурио? – прямо спросил Филипп. Она кивнула. – Да, теперь я вижу. Хотя вы были совсем младенцем, когда мы привезли вас в Тоскану. У вас глаза вашего отца, принцесса, и уверенная манера вашего деда отдавать приказы, упокой их обоих Господь.

– Вы привезли меня в Тоскану? – изумилась Элейн.

– Я был в эскорте. Еще до того... – Филипп сделал извиняющийся жест и тяжело вздохнул. – Лучшие времена для моего отряда. Принц Лигурио был великий человек.

– Да. Был, – спокойно ответил Аллегрето. – Он бы остановил меня прошлой ночью.

Элейн никогда особо не задумывалась о своем деде, знала только, что леди Меланта была его женой, а он намного старше и умер.

– Ты знал его? – спросила она Аллегрето.

Он пожал плечами, глядя на щепки, устилавшие землю.

– Что бы мне ни досталось от отца, моим учителем был принц Лигурио.

– После его смерти княжество стало разваливаться, – сказал Филипп. – Началась вендетта, все пришло в упадок. И вы с отцом тоже достаточно потрудились для этого, мой мальчик, позволив дьяволу очернить ваше имя. Сейчас ты опять хочешь свергнуть Франко Пьетро? Вот почему Монтеверде платит деньги французским кондотьерам на дороге в Венецию, вместо того чтобы укрепляться против Милана, а Франко потерял свою невесту. Мне следовало догадаться.

– Если хочешь, чтобы Монтеверде платило тебе, старая лиса, переходи на мою сторону, – ответил Аллегрето.

– Ты не можешь победить.

– Могу.

– Не можешь, – покачал головой Филипп. – Теперь я понимаю, кто сбежал от тебя. Сын Франко, да? Если убьешь отца, то должен потом убить сына. Иначе все начнется сначала. Дай нам хоть немного пожить в мире, как мы жили эти пять лет, чтобы как-то оправиться.

– А тебе что за дело? Ты сам иноземный кондотьер. Или бандит, когда не имеешь ничего лучшего.

– Да, это не моя страна. Но я живу здесь двадцать лет и буду здесь похоронен. Убей Франко – и ты получишь гражданскую войну.

– Не теперь. – Аллегрето посмотрел на Элейн. – Мы с нею муж и жена.

– Навона и Монтеверде?! Есть люди, которые не потерпят такого союза, и тебе это известно.

– Люди соберутся под знамена внучки Лигурио.

– Если она выживет.

– Тогда помоги мне. Или передай нас Риате, если хочешь его мира.

– Ты знаешь, я этого не сделаю. Но Господь со всеми святыми против тебя, Навона. Брось. Почему ты не снимешь немного сливок с серебра? Почему бы не удовольствоваться этим? Аллегрето поставил ногу на ящик.

– У тебя больше не будет ни сливок с этого серебра, ни воды. Оно послано из Милана, чтобы смешать его с нашими монетами и подорвать доверие к деньгам Монтеверде.