Шеннон Дрейк - Неистовый рыцарь

— Ну, если вы не лжете, прекрасная принцесса с Дальнего острова, то, каким бы я ни был нормандским дикарем, вы должны признать, что с моей помощью этой ночью с вами произошло нечто большее, чем просто утрата невинности. И если б вы сопротивлялись до тех пор, пока ад не обледенеет, то подземное царство к этому времени должно было бы стать самым холодным местом в мире.

— Милорд, не надо смеяться надо мной в такой момент…

— Ошибаетесь, леди! Я вовсе не собирался смеяться над вами. Наоборот, я получил огромное удовольствие от вашей красоты и вашего пыла.

Брет осторожно прикоснулся к плечу Аллоры. Она вздрогнула. Он стиснул зубы и нежно кончиками пальцев погладил ее бархатную кожу, вновь восхитившись ее необычайной красотой.

— Перестань видеть во мне врага и признайся, что все было не так страшно! — сказал он.

Она промолчала, и он повернул ее лицо к себе. Опущенные ресницы прикрывали глаза.

— Посмотри на меня! — приказал он.

Ресницы поднялись по приказу. В изумрудных глазах был вызов.

— Я несколько раз предупреждал тебя, Аллора, — спокойно проговорил Брет, — что не намерен жениться ради женитьбы. Я хочу иметь сыновей, леди. Любой мужчина, воевавший так долго, как я, и награжденный за это титулами и землями, не может не желать наследников, которым он передал бы то, что заработал потом и кровью.

Ресницы снова опустились.

— Ладно, если тебе так больше нравится, можешь ненавидеть меня! — сердито произнес он.

Она вскинула на него глаза.

— Я… у меня нет ненависти к вам, — жалобно прошептала она. — Я благодарна за доброту к моему отцу и восхищаюсь вами. Но вы должны понять: я веду себя так потому лишь, что вы норманн, — честно призналась она.

Она произнесла это таким тоном, словно констатировала печальный факт, что он болен проказой.

— Вам придется носить под сердцем ребенка от норманна, миледи, — сказал он, погладив ее по щеке. Она опять побледнела.

Брет тихо рассмеялся, откинулся на подушку и, обняв, ее, притянул к себе. Она посопротивлялась, но положила голову на его грудь. Попыталась высвободиться из его рук, но потом затихла и устало лежала рядом, прижавшись щекой к его телу и положив на него руку.

— Не так все страшно, как ты, наверное, себе представляла, — повторил он. — Помню, мама рассказывала мне, как однажды, еще до завоевания, когда она была ребенком, она сказала деревенским ребятишкам, что у норманнов есть рога и хвосты. Мой отец и другие воины, проезжавшие мимо, услышали ее слова, и кто-то передал их Вильгельму. А потом, когда я был юношей, я помню, как Вильгельм подшучивал над мамой, говоря, что почему-то пока не заметил ни у одного из нас хвоста.

Она вдруг встрепенулась и заглянула ему в глаза.

— Значит, ваша мать знала! — с упреком бросила она Брету. — Сами же сказали, и даже ваша мать еще до завоевания знала, что норманны — демоны.

Он раздраженно вздохнул и заставил ее снова положить голову к нему на грудь.

— Леди; смысл этой истории совсем в другом.

— В чем же?

Она его дразнит? Или насмехается над ним? Запустив пальцы в ее спутанные волосы, он легко повернул ее лицом к себе.

— Смысл в том, миледи, что вы будете рожать здоровеньких красивых детишек.

— Странный вы человек, милорд! — воскликнула она, гордо вздернув подбородок, и в глазах ее снова появился вызов. — Неужели вы считаете, что если мы один-единственный раз были вместе, то у нас обязательно будет ребенок?

— Кто говорит про один-единственный раз? — Брет вопросительно приподнял бровь.

Аллора с опозданием поняла, что допустила ошибку. Ее взгляд быстро скользнул вниз вдоль его нагого тела, и у нее не осталось сомнении в том, что он снова возбудился и находится в полной боевой готовности.

— Но…

— Увы! Вы усомнились в моих способностях. Теперь мне необходимо несколько раз повториться, чтобы вновь обрести уверенность в собственных силах.

— Нет, Брет! — запротестовала она, впервые назвав его по имени, и энергично замотала головой. — Нет!

— Аллора, ведь я не дурак и не какой-нибудь неопытный юнец, — тихо сказал он. — Я знаю, что ты получила наслаждение, когда я прикасался к тебе.

Она вспыхнула, но не возразила, а лишь покачала головой, глаза ее увлажнились.

— Верно. Я испытала наслаждение, — прошептала она. — Но и боль тоже, милорд!

— Понятно, — пробормотал он. — Клянусь, Аллора, на этот раз боли не будет. Я тебе обещаю.

Он уложил Аллору на спину среди пуховых подушек, взял в ладони ее лицо и поцеловал. Женское сердце неистово забилось под его рукой, когда он начал ласкать грудь, восхищенный ее полнотой, формой и твердыми, как камешки, сосками. Теперь, когда первый безумный голод был удовлетворен, он мог подождать, пока огонь желания охватит их обоих. Он не торопил ее и не просил ни о чем. Аллора сначала лежала неподвижно и лишь вздрагивала. Но вскоре погладила его плечи, слегка поцарапывая их ногтями. Обладание не только не ослабило желания Брета, но, наоборот, усилило его. Он поглаживал и целовал все ее тело, чудесные коленки, восхитительные лодыжки, подъем, округлые бедра. Обласкал поцелуями низ живота и, прикоснувшись большим пальцем к самому чувствительному местечку, ощутил влажный жар.

Он взглянул в лицо Аллоры. Она лежала с закрытыми глазами.

— Посмотри на меня! — приказал он, но она покачала головой, отчего ее золотистые волосы блеснули в свете свечи.

— Не могу! — воскликнула она, и он не стал настаивать, а продолжил ласки, дразня и поглаживая, зажигая огонь своими жаркими, требовательными поцелуями. Снова приподнявшись над ней, он залюбовался ею и очень тихо сказал:

— А теперь, леди, посмотрите мне в глаза.

Она подчинилась, открыв затуманенный истомой взор, и он понял, что в этот миг она принадлежит ему. Он был сейчас для нее не норманном, а она — не принцессой своего Дальнего острова, традиция которого заставляла ее сопротивляться. В этот трепетный момент она была его женой, а он — ее мужем, но, возможно, главное состояло не в этом. Она принадлежала ему, как женщина принадлежит в такой момент мужчине, и их близость была только их близостью и навсегда останется в их общей памяти.

Он улыбнулся, нежно прижался губами к ее губам и прошептал:

— Больно не будет, леди, я обещаю.

И действительно, боли не было; он понял это, когда вошел в нее, — она судорожно вздохнула и обвила руками его плечи.

И снова он устроил торжество наслаждения. Он подождал, пока не почувствовал, как напряглось, а затем расслабилось ее тело. И лишь потом дал волю удовлетворению своей страсти. Усталый, он лег на спину, опустошенный и еще более пораженный.

Он не мог и вообразить, что испытает с ней такой сладостный экстаз.

— Не больно? — тихо шепнул он.