Шеннон Дрейк - Тристан и Женевьева (Среди роз)

Посланник Генриха сказал, что они все могут остаться жить в замке, который теперь будет принадлежать ему. А какие сокровища на земле, какие поместья более ценны, чем жизнь?

– Нам следует просто сдаться, – сказала она пустым голосом.

Женевьева вздрогнула, и на какое-то мгновение Эдвине показалось, что племянница готова согласиться с ней. Она побледнела и схватившись за один из столбов, поддерживающих балдахин над кроватью, Женевьева прикрыла глаза и встряхнула головой. Через несколько секунд, оправившись, она очень тихо сказала:

– Мы не можем. Я поклялась страшной клятвой, что не сдамся никогда.

– Я знаю, – ответила Эдвина, опустив голову, пытаясь смириться с безысходностью. Затем она подняла глаза и слабо улыбнулась Женевьеве, присевшей рядом с ножкой кровати. – Но если бы ты знала, как мне страшно! За Энни, за тебя, за всех нас… Я никогда не видела этого человека вблизи, но когда среди дыма и пламени он возвышается на своем громадном коне, сам такой огромный, непоколебимый, мне чудится, что его взгляд, острый как у ястреба или большого кота, пронзает меня насквозь, и кажется, он уже знает все наши планы…

– Эдвина, будь благоразумной! Он просто человек и ничего больше. Ланкастерец, посланный захватить наш замок. Клянусь, что я никогда не боялась его! – горячо воскликнула Женевьева. Затем она сама легко вздрогнула и поняла, что лжет, но никогда не признается в этом открыто. – Эдвина! Из-за чего погиб отец! – она опустилась у ног Эдвины на колени. – Мы не можем проявить слабость, не можем. Что нам еще остается делать?

– У него так много солдат, пушки, катапульты, аркебузы [19]…

– Но все равно лучшего оружия, чем старый добрый английский лук у него нет…

– Но у него тоже есть лучники!

– А у нас – аркебузьеры!

– Которые с десяти шагов не попадут в лошадь, – горько промолвила Эдвина.

– Неужели ты предпочитаешь всю жизнь служить тем людям, которые убили всех, кто был тебе дорог? – воскликнула Женевьева.

Эдвина твердо посмотрела ей в глаза.

– У меня дочь, и я готова умереть, только чтобы спасти ее! Да, я готова быть их служанкой! Я готова чистить их сапоги своими волосами ради дочери!

Женевьева решительно покачала головой.

– Мы не сдадимся, замок останется нашим. – Она нервно засмеялась и, встав, снова начала мерить шагами комнату. – Если я смогла пережить сегодняшний вечер, то смогу вынести и все остальное! О, он грязный бастард, – вот он кто! Он не хотел жениться на мне! Как будто я и в самом деле собиралась выйти за него замуж! Эдвина, это странно, он – странный человек! Я должна была упрашивать его, чтобы он, наконец, решился, но он – упрям…

– Может быть, так было бы лучше, – вздрогнув, сказала Эдвина.

– А что мы сделали неверно? – резко спросила Женевьева, – Томкин и Майкл спрячутся здесь, в тайнике. Для лорда Тристана уже готов особый напиток, к тому времени он уже должен на него подействовать. Томкин – силен и ловок, Майкл же сложен как молодой буйвол. Они…

– Я тоже видела издали лорда Тристана, – задумчиво сказала Эдвина. – Его трудно с кем-то спутать, когда он сидит на громадном своем коне и отражает пущенные в него стрелы щитом! Он в самом расцвете сил! Видно, что он всегда начеку, настороже, и что он ненавидит йоркистов, я слышала, что он им мстит за что-то. Еще говорят, что он никогда не расстается со своим мечом, даже, когда ложится спать, и что он очень быстр.

Женевьева вздохнула.

– Он высокий, у него широкие плечи, возможно он действительно… – она замолчала, про себя умоляя Бога, чтобы он помог ей избавиться от навязчивых воспоминаний, изо всех сил стараясь не дрожать! – «Думай о смерти, о крови, о мести! – приказывала она себе. Учись той холодной выдержке и жестокости, которые управляют этим человеком, твоим врагом!»

Девушка остановилась и пожала плечами.

– Да, он молод, с мускулами, крепкими как скала и всегда настороже. Но все же он человек, Эдвина, под этими мускулами течет кровь. И как все остальные, если ему вонзить нож в сердце, он умрет!

Эдвина посмотрела на свои руки, сцепленные – в замок.

– Это убийство!

– Убийство? – теперь Женевьева чувствовала, как ее переполняет ярость и жажда мести. – То, что он сделал с нами – это убийство! Мой отец – убит! О, Господи, милосердный Боже, Эдвина, как ты можешь забыть об этом? Мой отец умер у меня на руках! К моим ногам принесли тело Акселя. Подумай о вдовах и сиротах! Мы идем по его же пути! Мы поступаем совершенно правильно, ведь это он – убийца!

– И мы собираемся убить всех его людей? – с сарказмом спросила Эдвина.

– Нет, он не всех возьмет с собой, когда придет в замок. Я передам, что бы он привел не больше пятидесяти. – Женевьева решительно вздернула подбородок. – Мы не станем никого убивать, если не будем вынуждены сделать это. Даже Тристана, если он сдастся. Если же нет, тогда он умрет. Те, кто встанут на нашем пути, должны будут умереть – разве у нас есть другой выбор? Те же, кто выпьет вино с зельем – очнутся в подвале.

Девушка внезапно опустилась у ног своей тетки.

– О, Эдвина, я тоже очень боюсь! Я не думаю, что была когда-нибудь так напугана, как сегодня, когда встретилась с ним лицом к лицу. Он тверд. А его глаза… Ты права, кажется, что они пронзают тебя насквозь, как кинжал. А его прикосновение, о… – голос ее предательски задрожал, и она оборвала себя на полуслове, снова почувствовав озноб во всем теле. Жар и холод одновременно охватили ее. Женевьева вспомнила, что должна успокоить Эдвину, но ужас перед тем, что предстояло совершить, с такой силой сжал ей сердце, что она не смогла говорить; и все-таки она выдавила из себя улыбку, надеясь, что тетя не заметила фальши в ее голосе.

– Все будет хорошо, поверь мне.

«Будет ли?» Ее крепко сжатые пальцы дрожали, душа трепетала от страшных предчувствий. Как она сможет завтра сидеть рядом с ним, улыбаться и болтать о пустяках, выдерживать его пристальный настороженный взгляд? Как она сможет развеять его подозрительность, о которой ее предупредила Эдвина? Женевьева издала глубокий вздох. «Как он был красив, когда улыбался». Да, он из плоти и крови, его можно захватить врасплох. Убить, как сказала Эдвина. Женевьева собиралась заманить Тристана де ла Тера в ловушку, где его ожидает смерть. Но что ей остается в этой ситуации? Жить всю оставшуюся жизнь, как служанка или шлюха? Она утверждала, что никто не в состоянии лишить ее титула, но разве это так на самом деле? Если Генрих Тюдор займет престол, то он легко может лишить ее всех привилегий.

Но Генрих не станет королем! У Ричарда вдвое больше солдат! И он не должен позабыть ни об ее отце, самом любимом для нее человеке, ни об Акселе, который был для нее мечтой о счастливом будущем. Она легко прикоснулась к своим губам и вспомнила их последний поцелуй. Но ее мысли предательски потекли в другом направлении. Она снова думала о Тристане де ла Тере, его жестоком поцелуе, о той дрожи, которую она ощутила, когда его язык проник в ее рот…