Ольга Валентеева - Ромашка для ведьмы

— Я так понимаю, не в первый раз? — усмехнулась я.

— Не в первый. Зачем отказываться? Женщина красивая, еда вкусная, муж — дурак.

И Ромашка, проглотив последний кусочек, упал на траву и закинул руки за голову. Счастливый человек: не думает о будущем, не вспоминает о прошлом, живет сегодняшним днем. Вот Ромашка очень похож на счастливого человека.

— Ладно, идем. — Он поднялся на ноги и протянул мне руку. — Путь неблизкий. Как смотришь на то, чтобы заночевать в Сосновихе?

— Неплохо смотрю, — ответила ему. — Тем более в Сосновихе меня точно никто не знает, потому что мне неведомо, где это.

И мы зашагали дальше. Я даже приноровилась к быстрому шагу Ромашки, и наш путь приобрел особую прелесть и скорость. Мы еще раз остановились на обед, а когда вечером впереди показались покатые крыши деревушки Сосновихи, я чувствовала себя вполне довольной жизнью.

— Надеюсь, здесь не найдется соблазненных тобой девиц? — поинтересовалась у спутника.

— Нет, — усмехнулся он. — Здесь — нет. Я был в Сосновихе всего однажды, и то давным-давно.

— Вот и ладненько, идем искать ночлег.

Мы ступили на единственную в деревушке улицу и осмотрелись по сторонам. Я выбрала домик среднего достатка и свернула к нему. Постучала в двери.

— Здрасте! — выглянула оттуда женщина в домотканом платье и сером переднике. — Чего вам?

— Добрый вечер. — Я постаралась мило улыбнуться. — Не примете ли двух путников на ночлег?

— Места нет.

И дверь закрылась, а настроение поползло вниз. Ниже, ниже… Кажется, ночевать мы будем в кустах. Обернулась — Ромашка уже шел к двери куда более бедного домика. Постучал, белозубо улыбнулся, сказал пару слов и махнул мне рукой. Надо же! А у него талант. Я не стала артачиться и следом за ним вошла в небольшой домик. Внутри умопомрачительно пахло хлебом. А хозяйка, миловидная женщина лет сорока, тут же усадила нас за стол. Пока мы ели, узнали о ее жизни все: что муж помер, детишек двое, старший взрослый совсем, у него уже свой дом, младший зарабатывает на жизнь в городе. При этом Ромашка быстро жевал и кивал, успевая расспросить обо всем на свете.

— А на той неделе беда у нас случилась, — сказала хозяйка дома. — Староста помер. Похоронили его, а он ночью возьми и приди домой. Теперь каждую ночь по деревне шастает. Мы скинулись, кто сколько может, чтобы некроманта в городе отыскать, так только где его сыщешь? И денег маловато будет.

— А сколько платите? — поинтересовалась я.

— Двадцать медяшек.

Я уставилась на Ромашку. Сумма-то немалая. Он зажевал быстрее.

— Ромаш. А Ромаш? Может, поможем людям? — спросила у него.

— А вы что, некромант? — Глаза женщины тут же зажглись надеждой.

— Ну… да, — брякнул Ромашка. — Вот только не знаю… Я давно не практиковался.

— Ромаш, миленький! — Хозяйка вцепилась в него железной хваткой. — Помогите, мочи нет! Мало того что приходит, старый греховодник, так еще и девушкам житья не дает! В окна подглядывает, стучится, свистит. Мы вам и денег дадим, и еды на дорогу!

— Хорошо. — Кажется, Ромашка был не рад подвернувшейся удаче. — Где, говорите, похоронили старосту?

— Так на деревенском погосте, тут недалече. Взглянете?

— Взгляну. Идем, Марьяна, ассистировать будешь.

За окнами стремительно темнело. Я? Ночью и на погост? Испуганно икнула, но тихо ответила:

— Хорошо. Идем.

Вот зря я в это ввязалась. Ой как зря!

Кто никогда не видел деревенских погостов Альбертины, тот многое потерял. Они выглядели почти живописно: ровные ряды колышков, на которых колышутся веночки, сплетенные из трав и цветов. На колышках гвоздем нацарапано, кто и где покоится. Но то, что кажется мирным при свете дня, в сумерках навевает суеверный страх, а ночью и вовсе пугает. Поэтому я вцепилась в надежный локоть Ромашки и не отставала от него ни на шаг, а хозяйка дома вела нас меж нескольких свежих холмиков.

— Вот! — указала она на самый высокий. — Тут он и лежит, староста наш, Эваш. Видите, какая земля рыхлая? Мы уже тут и заклинания произносили, и по-хорошему просили, и еду оставляли. Ан нет! Шастает, тать проклятый. И девок пужает.

Мы покивали, и тетушка оставила нас наедине с могилкой, а сама поспешила к дому.

— Что будем делать? — спросила у Ромашки.

— А мне почем знать? — нахмурился тот.

— Как это — почем? Ты же у нас некромант, — напомнила я спутнику.

— И что с того? Сила не спрашивала, кому доставаться. Пришла, и все. Но я не говорил, что являюсь практикующим некромантом. Ладно, по твоей глупости придется ночевать тут. А утром заберем вещи, деньги, скажем, что староста навеки упокоился, и пойдем дальше.

— Подожди! Это ведь нечестно, — возмутилась я.

— Нечестно — за меня решать, браться мне за работу или нет. Ты у нас кто, ведунья? Вот своими делами и ведай.

И демонстративно отвернулся. Ой, не очень-то и хотелось беседовать! Но мне, откровенно говоря, было страшно, поэтому я отошла от Ромашки на четыре шага, села на поваленное бревнышко и тихо запела. И даже не про похождения князя Альберта, прошу заметить. А вот когда старческий тоненький голосок начал мне подпевать, вздрогнула и замолчала. Стало совсем темно, только лунный свет разливался по погосту.

— Ты слышал? — шепотом спросила у Ромашки.

— Твой вой? Конечно, — недовольно ответил тот.

— Какой мой вой? Со мной кто-то пел. Что? Вой? — Я запоздало подскочила, и вдруг кто-то схватил меня за щиколотку. Я заорала и кинулась к Ромашке. Но никак не ожидала, что Ромашка заорет еще громче и бросится наутек. А следом за нами помчит староста в белой рубахе и черных штанах на завязках.

— Постой, милочка! — кричал мертвый дедуля. — Ух, какая прыткая!

— Ромаш, спасай. — Я перегнала Ромашку у крайней могилки.

— Сама спасайся, — вторил он, вдруг споткнулся, упал и растянулся на чьем-то месте упокоения.

— Эх, ладно, и ты сойдешь, — склонился над ним дедок, и в темноте сверкнули зубы.

Ой! Я завизжала, перехватила чайник и опустила на голову умертвию. Дедок потер затылок и посмотрел на меня. Недобро так посмотрел…

— Ты чего дерешься, девица? — спросил с присвистом.

— Извините, случайно, — ответила я торопливо, покрепче перехватывая чайник, и еще раз опустила его на голову умертвия. И еще, и еще, пока тот не взвыл и не попятился к могилке.

— Слушай меня, — рявкнула я на старосту. — Сейчас ты ложишься и смирно лежишь. И чтобы больше тебя в деревне не видели! А вернешься — я тоже вернусь, голову тебе оторву и на колышек повешу, чтобы все знали, где лежишь, и на могилку твою плевали.

— Постой, девица. — Дедок примиряюще поднял руки. — Я не хотел дурного.

— Так и я не хочу, дедуля. Поэтому советую прислушаться к доброму совету. Или, может, есть какое условие, чтобы ты упокоился с миром?