Анастасия Никитина - Госпожа Потусторонья

«Ух ты, какая трагедия в облике, — невольно подумала я с долей сарказма. — Сам же старательно нарывался на неприятности!»

— Честности бы тебе поменьше, — разочарованно махнул рукой Лис.

— Да при чём тут моя честность?!

— Девушка молодая, симпатичная. Сказал бы ей парочку комплиментов, подружился…

— С кем? С Ключом? Смеёшься?

— Твой отец с предыдущим Ключом дружил, — напомнил Лис.

— И куда его это завело? — огрызнулся Волк, зарываясь пальцами в растрёпанные седые волосы.

— В любом случае излишне откровенные высказывания были явно…

— Да ты что, не понимаешь?! — взорвался Серый. — Никто меня не спрашивал, хочу ли я быть откровенным. Когда хозяйка приказывает там — противиться невозможно! Ноги сами идут, язык сам говорит… Она приказала сказать, что думаю, и я говорю. И пофиг, что я за минуту до того думал или минутой позже! Озвучишь, как диктофон, указанный отрезок, даже если сам его не запомнил! А соврать или как-то выкрутиться, если велят правду выдать, тем более невозможно!

— Она хозяйка без году неделя, — тоже начал заводиться рыжий. — Откуда ей знать, как правильно приказывать?!

— А вот знает, прикинь! — рявкнул Волк. — Кот её подучил, книжек начиталась. А может, сама такая умная, шакалья дочь. Формулировочки выдает похлеще нашего Змея — никаких разночтений.

— Ну, кровосос же как-то выкрутился!

— С кровососами у неё особые отношения, — буркнул Серый. — Ладно… Я виноват — мне и разбираться.

— Ты понимаешь, что на малом они не успокоятся? — тревожно вскинулся Лис.

— А ты понимаешь, что у меня за спиной община? Сегодня вот это. А завтра что будет? Хочешь не хочешь, а придется с кровососом общаться предметно. Попробую поумерить его аппетиты…

— Ничему их жизнь не учит, — зло прошипела я, заглушив ответ Лиса.

— А ты бы на его месте иначе сейчас выражалась? — буркнул Васька.

— Я бы на его месте вообще до такого не доводила.

— Ох ты… Идеальная и безупречная и ни разу не ошиблась? — хмыкнул кот.

Моментально сообразив, на что он намекает, я нахмурилась.

— Не идеальная. Но, как правильно заметил рыжий, хоть и по неправильному поводу, хозяйка без году неделя. Можно было, если не посоветовать, то хотя бы высказать своё удивление несколько более вежливо. И потом… Вась, Волк меня с самого начала терпеть не мог. Ты бы видел, как он со мной в их конторе разговаривал: три слова, как собаке, бросил великим одолжением, и на том всё. Нельзя было сказать, что меня тут вообще поджидает? Да я Костю увидела — чуть заикой не стала, не говоря уже о некоторых болтливых котах. А ведь твой любимый Серый тут бывал. И вас обоих знает.

— И как ты себе это представляешь? «Здравствуйте, дорогая Секлетинья. Мы умеем превращаться в здоровенных зверюг. Ваша мать сейчас вампир, а вам в наследство случайно достались рыжий кот, неупокоенный скелет и бюро ритуальных услуг с поэтическим названием „Покой нам только снится“». Да ты бы прямо там заикой стала.

— Как, как бюро называется? — расхохоталась я.

— «Покой нам только снится». Это Мавра придумала, когда её достали сильно. Молодая была, весёлая.

— Оригинально, — ухмыльнулась я. — Может, она не моя родственница, а твоя? Юморок такой, с кошачьим душком.

— С кем поведёшься, — хмыкнул кот. — Я ж её почти с самого рождения знаю. Вот и нахваталась девочка от дяди Котика…

— …плохого, — хохотнула я.

— С каких это пор юмор — это что-то плохое?

— Смотря какой юмор.

— У меня самый лучший юмор, — задрал нос кот. — И вообще. Хватит подглядывать. Ужинать пора.

— Кто про что, а Васька про еду, — я поднялась. — Ладно, пошли, голодающий. На этих смотреть — только аппетит портить.

Впрочем, в воде всё равно уже давно не было ничего, кроме зелёной мути. Стоило мне отвлечься, как картинка пропала, и восстанавливать её у меня желания не возникло. «Пусть помучаются неизвестностью. Может, дойдёт, — решила я, шагая в столовую. — Будут вести себя нормально, через недельку-другую всё обратно верну. И, кстати, надо будет у Георгия выяснить, сколько у него общинников, и посчитать, какая им Струна причитается. А то, возможно, не я одна такая хитрая и Мавра тоже что-то подобное проворачивала».

Но поесть в тот день мне было не суждено. Едва я нацелилась вилкой на кусок жареного мяса, как ударил гонг. Мы с Васькой переглянулись. Кого-кого, а гостей сегодня точно не ожидалось. Пока я соображала, как на это реагировать, гонг ударил во второй раз.

«Ну, если это опять оборотни — мало им не покажется!» — в сердцах подумала я, бросая вилку на стол.

Из тумана за воротами торчали две руки. Тонкие, явно женские, с аккуратными розовыми ноготками, пальцы нервно сжимались в кулаки и снова безвольно расслаблялись. Сердце на мгновение остановилось, а потом зашлось в заполошном ритме испуганной птицы. Я знала, кто стоял с другой стороны.

На остатках самоконтроля я заставила себя заглянуть в мир людей, прежде чем хвататься за эти руки. Но за воротами стояла одна-единственная женщина и, не отрываясь, глядела прямо на меня. Не медля больше ни секунды, я прикоснулась к прохладной нежной коже и провела её через туман. Миг спустя я смотрела в тёмно-карие, почти чёрные глаза. Свои глаза…

— Разрешаю душе жить, — спохватилась я, уже повиснув у гостьи на шее.

— Сэтти! — выдохнула она мне в ухо, и сильные руки притянули меня ещё ближе к ней, хотя я и так прижималась всем телом. — Сэтти…

— Мама… — в глазах закипали слезы, горячими каплями стекали по щекам и впитывались в мягкую ткань летнего платья.

— Я не знала, Сэтти. Я ничего не знала, — шептала она. — Никто не думал, что тётка может дойти до такого… Прости меня, Сэтти! Я должна была спрятать тебя! Увезти куда-нибудь! Прости!

Не знаю, сколько времени я простояла так, вдыхая её чуть сладковатый незнакомый запах, впитывая бессвязный шепот, наслаждаясь каждым прикосновением. Ещё больше времени прошло, прежде чем я снова смогла связно мыслить и говорить. Кое-как я сумела составить приглашение пройти в дом, подходящее для вампира. А потом снова молча плакала, сидя рядом с ней на диванчике в холле.

Возможно, это прозвучит странно, но первые несколько часов мы почти не разговаривали. Просто сидеть рядом, глядя, как пляшут языки пламени в камине, уже было счастьем. Тем самым счастьем, которого я по прихоти Мавры с её какими-то непонятными планами никогда не знала.

— Почему она так поступила? — в какой-то момент невнятная мысль оформилась в вопрос.

— Ненависть. Может быть, зависть, — покачала головой мама.

Теперь я знала, что её имя — Лэтта, но даже про себя не звала её так.

— Чему завидовать? — пожала плечами я, рассеянно поворошив угли в камине.

— Может, тому, что так и не узнала, что такое настоящая семья? — предположила мама. — Мать никогда не говорила со мной об этом. Как и сама Мавра. Её я вообще никогда не видела.