Анастасия Маркова - Сердце тьмы

– Да. Еще раз. Я извлек урок из прошлых побегов и понял, что следует идти туда, где нет людей. И выбрал горы. Понятия не имею, что наставники со мной сделали, но я перестал бояться хищников, одиночества, смерти. Зато стал чуждаться людей. Я передвигался лишь ранним утром или во время вечерних сумерек. Остальное время прятался. Спал на голой земле, ел, что удавалось раздобыть. Тяжелее всего было без воды. Спустя неделю у меня начались видения. Скорее всего, из-за обезвоживания. Порой я не мог отличить реальность от бреда. В один из таких приступов ко мне явилась Лунара. Она пообещала дать спасение, – с каждым мгновением Реймиру все легче давался рассказ.

Казалось, его многолетние цепи наконец-то спадали. Я была рада, что мы не видели друг друга в эти мгновенья. Наверное, только это и позволило ему открыться. В противном случае он снова замкнулся бы в себе.

– И ты поверил ей?

– Не сразу. Только когда осознал, что вновь стою перед выбором: умереть в горах или вернуться в палестру, а умирать не хотелось. Я провел в храме почти три месяца. Там познакомился со светлейшим Кирстоном, который и обучил меня древнеиларгскому.

– Прости, что перебиваю, но кто он? Он ведь не человек, правда? – отчего-то пришло мне на ум.

– Когда-то был им. Светлейший Кирстон – первый жрец этого храма.

– Сколько же ему лет? – выпалила я на одном дыхании.

– Много. Очень много, – протянул Реймир со смешком, немного расслабившись.

Внезапно в моей памяти вспыли таинственные слова храмовника, и я решила разгадать еще одну загадку:

– Какое предложение все еще в силе?

– Чтобы я сменил его, позволил его душе обрести покой.

Ответ супруга привел меня в замешательство, но вскоре оно прошло, и на губах появилась улыбка, а затем я и вовсе начала тихонько посмеиваться.

– Что такое? – озадаченно спросил Реймир.

Он попытался заглянуть мне в глаза, однако я низко склонила голову, продолжая хихикать. Ему было невдомек, что вызвало у меня подобную реакцию. Стоило мне в очередной раз представить воина в белой рясе с бородой и длинными волосами, как я заливисто расхохоталась. Люди оборачивались и недоуменно смотрели на нас, а я ничего не могла с собой поделать.

– Смешинку поймала?

– Прости, но ты и храмовник – две несовместимые вещи. С голосом у тебя все в порядке, но с остальным… – осознав, что зашла далеко, прочистила горло и спокойно проговорила: – Может, через лет сто, когда ты поседеешь и морщины избороздят твое лицо, тебе стоит подумать над предложением светлейшего, однако сейчас ты полон сил. У тебя впереди вся жизнь.

– Полгода назад я собирался принять его предложение, но с некоторых пор многое изменилось… – прошептал иларг и прижал меня посильнее к себе.

– Что же изменилось? – спросила я дрогнувшим голосом.

– Увидел свет во тьме, – загадочно ответил Реймир.

Стоило ощутить прикосновение его губ к своему уху, как у меня перехватило дыхание. Беседа из безобидной превратилась в опасную, подвела нас к запретной черте. Следовало немедленно сменить тему разговора, что я и сделала:

– Как тебя нашли, если в храм невозможно пробраться непосвященным?

– Я вернулся в палестру, когда понял, что готов принять свою участь, смирился с уготованным мне будущим, вытеснил из своего сердца ненависть к родным.

– И что они с тобой сделали? – мое сердце сжалось в болезненном спазме. Его словно пронзали тысячи тупых и ржавых игл.

– Самое удивительное, что ничего. Меня тогда никто даже пальцем не тронул. Все сделали вид, будто ничего примечательного и не произошло. С тех пор я учился жить по строгому расписанию, молчать и беспрекословно выполнять команды, – за сухими фразами прятались обреченность и снова боль.

Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не заплакать или сказать то, о чем потом непременно пожалею. Ведь Реймир не просто сделал шаг навстречу мне, он перепрыгнул через обрыв. Теперь иларг стоял на его краю с протянутой рукой. Одно неосторожное слово могло столкнуть его в пропасть. И оттуда он уже никогда не выберется.

Следовало что-то произнести, но на тело напало оцепенение, не позволявшее мне выдавить из себя ни звука. Спасение пришло от самого Реймира.

– Стелла, я рассказал тебе эту историю не для того, чтобы ты жалела меня, – хрипло начал он. – Все в прошлом. Я похоронил воспоминания о тех днях и не просыпаюсь от кошмаров уже лет пять, а может, и больше. Просто хотел, чтобы ты поняла: я не привык сближаться не только с женщинами, но и с кем бы то ни было. Доверять кому-то – значит подвергать себя опасности. Я потратил годы, чтобы научиться контролировать свои эмоции. Тем не менее я постараюсь быть с тобой предельно честным и открытым, но не могу обещать того, что потом не исполню.

– Кто тебя предал? – спросила я, облизав пересохшие от волнения и порывистого ветра губы.

Вокруг было много людей, но я настолько была сосредоточена на беседе, что порой никого не замечала.

– Разве я говорил, что меня кто-то предал? – он снова напрягся.

– Это и так ясно из твоего рассказа.

– Может, я стал для тебя открытой книгой и мне пора начать тебя бояться? – со смешком произнес Реймир и снова прикоснулся губами к моему уху. Не дождавшись ответа, он продолжил: – Ты права, причина моей замкнутости кроется в далеком прошлом. Поскольку импульсивность чаще всего мешает достижению цели, я совершал побеги только на холодную голову, тщательно готовился к ним. Не день и даже не неделю… И в первых двух случаях был предан теми, с кем делился планами, кого считал друзьями. С той поры у меня их нет, – его рука, державшая вожжи, напряглась.

– А как же Карвин и Льюис?

– Я позволяю им считать себя своим другом, но это не так. Они ничем не отличаются от Харвела и Максвела, – насколько я поняла, это и были те, кто окончательно заставил его закрыться от всех. – Ради собственной шкуры и мать родную продадут.

– А что насчет богини и храмовника? Кем они тебе приходятся?

Реймир снова погрузился в раздумья. Прошло по меньшей мере пять минут, прежде чем прозвучал ответ:

– Когда я спустился в храм, то никого не обнаружил, однако на алтаре стояли корзина фруктов и кувшин с водой. Я долго не прикасался к ним, но жажда пересилила нерешительность. Стоило мне осушить кувшин, как он снова наполнился. И тогда я понял: хоть здесь никого и не было, за мной наблюдали. К вечеру появился матрас, хвала Лунаре, не соломенный, подушка и одеяло. Самое удивительное, что я забылся крепким сном, едва лег в «кровать». Наутро я захотел подняться к свету, и все двери снова открылись передо мной. Богиня давала то, чего мне так не хватало: выбор, которого я был лишен уже не один год. Меня никто не принуждал оставаться, никто не заставлял уходить. Решение принимал только я. Светлейший Кирстон появился в храме спустя неделю, когда я был готов с кем-то встретиться, впервые за прошедшие четырнадцать дней. Первое время и вовсе говорил только он, постепенно и я подтянулся к его монологам. Жрец много рассказывал о Иларии того, чего не найдешь в учебниках, поведал историю предательства Лунары нашим народом. Но самое главное, Стелла, он ни о чем меня не спрашивал: ни о том, что вынудило бежать, ни о чувствах, обуревавших меня, ни о планах на будущее. Я учился отпускать боль, обиду, злость. И покинул храм, только когда мое сердце полностью очистилось от переполнявшего его яда.