Ульяна Гринь - Чумовая попаданка в невесту

Филомена испуганно охнула, а я только плечами пожала, решив не обращать внимания. Пусть тявкает, аристократка недобитая, я на неё завтра посмотрю, как она причёсываться будет и натягивать кокошник без служанки.

Глава 17. Вдоль по улице метелица метёт…

День выдался на редкость скучным. Ни девочки мои, ни Кусь не скрасили его. Зато уши раскалились от вроде бы безобидных ремарок княжны Самаровой и от сплетен, которыми меня отвлекала Филомена. К счастью, подруге вовсе не нужна была собеседница, достаточно было следовать разговору вполуха и вставлять разные междометия, подходящие по смыслу.

— …А стряпуха сказала чернавке, что княжна будто умом тронулася после смерти брата: то всё лежала, а то молилась цельные дни и ночи!

— Ух ты!

— Ну а как тут не тронешься, коли целая семья под лёд ушла, да не простая, а князь наш, владетель земель отседова до самой Итиль-реки!

— Угу…

— А и Настасья, грят, малахольной стала, как второго носила. Бают, сама она старшенького в прорубь кинула…

— О!

— Да, да… Туточки девка одна — чернавка сказывала — понесла от дружинника, а невенчанная была. Так родила она ребёночка, в лес с ним пошла, как вставать дозволили, а вернулась босая, в одной рубахе и без чада…

— Да?

— Да! Грят, кикиморам подбросила, а сама всё бродила, бродила… Хохотала и плакала…

— М-м-м…

Так я мучилась до самого ужина, страстно желая остаться одна, совсем одна, в полном и невероятном одиночестве, на необитаемом острове, в пустом ангаре, в тёмной комнате даже. Я бы не боялась тишины, честно-честно! Я просто закрыла бы глаза и наслаждалась тем, что никто не говорит рядом со мной…

Но, несмотря на зудящую пчёлку, неутомимую сплетненоску, мне удалось немного обследовать княжеские палаты. Оказалось, что это женская половина, прямо как в гареме. Мужская часть располагалась в другом крыле, у ведущей к ней двери стоял дружинник с бердышом и вежливо, но решительно преграждал нам дорогу, когда мы хотели заглянуть туда. Ну как мы… Я хотела, а Филомена пыталась меня отговорить. Мне не повезло, но я особо не страдала. Мы погуляли по большому двору, покрытому дощатым настилом, постояли под развесистыми деревьями с чёрными ветками, покрытыми сверху белой коркой снега, заглянули во все уголки и даже нашли мыльню, которая оказалась обычной маленькой банькой.

Выйти отсюда, и правда, будет нелегко. Но не сидеть же несколько дней взаперти?! Да и со с Прошкой, с Фенечкой увидеться охота! Пожмякать Куся, спросить его, удачной ли была охота… А вдруг он нашёл ещё какой симпатичный камушек… Да и Стоян будет ждать меня на рассвете. При мысли о послушнике моё сердце замирало, с трудом заводясь и наполняя тело волнующей щекоткой. Уже даже не страстью, а тем самым возбуждением, которое тревожит первые ночи влюбившейся девушки…

Вечером мы снова отправились в молельню, украшенную аскетично и просто. На стенах висели офигительные старинные иконы, похожие на те, которые мелькали иногда по телику в криминальных новостях. Почерневшие от времени, войн, пожаров, даже плохо сохранившиеся, они крались, продавались, изымались, назывались величайшими ценностями… А тут просто висели на гвоздиках, ещё красивые и блестящие от лака или воска. Невозможно было не восхититься в первый раз. Но уже во второй они были мне параллельны. Я автоматически крестилась и думала о посторонних вещах. Например, почему Стоян не выходит у меня из мыслей. Не может быть всё дело только в физическом влечении! Влечение у меня уже было. И проходило за пару часов… А тут… Я даже про Матюшу забыла!

Как же я хочу ещё раз увидеть вблизи мощный торс, мускулы — непрофессиональные, не сушёные, несовершенные, но такие… пышущие силой, здоровьем, хорошей едой, а не протеинами из банки! Всё ладно в теле послушника… Нет излишка, нет пафосных бугров, нет выступающих венок, которыми гордятся наши качки. Но сразу ясно, что любого качка Стоян положит играючи, ловко и быстро. Посмотреть бы на это…

И снова в животе заныло, в груди затомило… И капля на коже раскалилась добела, словно и ей жарко стало. Очнувшись от своих мыслей, я заметила взгляд княгини. Не слишком добрый взгляд. Вот зараза! Небось, опять пыталась мысли читать, да что-то помешало… Куся рядом нет, значит, ледяной камень меня охраняет! Святые ёжики, надо уже прекратить витать в облаках и открыть глаза, смотреть и видеть, слушать и слышать… Раскусят меня как пить дать!

Притворившись, будто молитва довела меня до экстаза, я простояла до конца молебна с опущенной головой, с глазами в пол, а потом вышла так же, следуя за краем платья Филомены. Чья-то рука коснулась моего плеча, и я даже вздрогнула от страха — княгиня?

Но это оказалась молодая девушка с тонким лицом, которое поэт мог бы назвать одухотворённым и не от мира сего. Но мне она показалась анемичной и больной. В глазах, правда, блестела искра, даже не понять сразу чего именно: то ли живости, то ли большого ума, то ли просто доброжелательности. Красивая брюнетка в строгом сером платье почти без вышивки, с длинной косой чуть ли не до колен, она обратилась ко мне тихим бесцветным голосом:

— Евдокия, здравствуй. Мы с тобой покамест не знакомы, а хотелось бы поговорить маленько. Пойдём в светлицу, посидим, заодно и покажешь мне, как вышивать умеешь.

Вроде бы неприметная девушка, а я сразу ощутила большую силу духа, идущую от неё. Это не служанка. Это княжна, сестра нашего загадочного жениха и погибшего князя. Мария, если память мне не изменяет. Отчего ж не посидеть, отчего не почирикать с возможной будущей золовкой? Я ответила кивком и последовала за девушкой в комнату, которую заметила раньше.

Мария села за пюпитр с начатой вышивкой золотого льва, а мне указала широким жестом на все остальные творческие приборы. Вышивать не хотелось, но пришлось. Ибо ткачество я осваивать была пока не готова. Иголочка была красивенькой, тонкой, гораздо тоньше Прошкиной рыбьей. Нитки же — просто говно, простите за мой французский! Неровные, где-то лохматые, то толстые, то совсем невидные… Тяжко вздохнув себе под нос, я взяла начатое кем-то рукоделье и примерилась. Мастерица, видимо, хотела вышить цветок, по цвету — мак. Наметила контур, заполнила два лепестка плотными длинными стежками и бросила. Ну окей. Будем продолжать.

— Скажи мне, Евдокия, немного о своей семье, — прошелестела Мария, прилежно укладывая нити в лапу льва.

Ха! Отличный вопрос! Знать бы ещё на него ответ… Я неуверенно начала:

— Ну, мои родители умерли. Мама очень давно, я её совсем не помню, — даже совсем не соврала! — А отец несколько лет назад.

— Значит, тебе один путь остался, замуж за влиятельного боярина, — с лёгким кивком сказала она. — Ты хорошо показала себя на смотринах… Ты мне нравишься.