Оливия Штерн - Избранная и беглец

Проклятый что-то сказал. У него был приятный голос. Синие узоры на его лице посветлели, мягко замерцали. И Айрис вдруг поняла все то, что он сказал. Невозможно. Проклятые не могут разговаривать на том же языке. Да он и не говорит на том же, с его губ срываются новые слова и звуки, которые — вот чудеса! — понятны.

— Неплохие характеристики, — усмехнувшись, произнес Проклятый, — возможно, переживешь имплантацию. Тебя развяжут, дадут одежду, поживешь пока здесь несколько дней. А потом мы продолжим.

«Я его понимаю. Понимаю!» — Айрис бултыхалась вдвоем ужасе, кровь стыла в жилах, и тут бы просто потерять сознание и окунуться в спасительную тьму, но… не получалось. Наоборот, мысли прояснились — от отчаяния и осознания безнадежности происходящего. И внезапно Айрис окутало спокойствие. Такое спокойствие бывает у людей, с которыми уже произошло все самое страшное.

Она посмотрела еще раз на Проклятого.

Он был одет в черный облегающий комбинезон из неизвестного Айрис материала, под тканью прорисовывались хорошо развитые мышцы.

«Черный на белом», — мелькнула глупая мысль, и она же показалась Айрис внезапно забавной.

Они находились в совершенно белой комнате с такими гладкими стенами, каких Айрис отродясь не видела. А еще у стены, сразу за широкими плечами Проклятого, виднелись странные белые короба, испещренные светящимися точками. Красными, зелеными, синими. Они мигали, и в тот момент, когда гасла или загоралась очередная точка, в недрах коробов что-то тихо и тонко попискивало.

Взгляд снова вернулся к Проклятому.

Интересно, когда он будет пить ее кровь?

Или зачем еще она им?

Снова вспомнился бедный Золька, его загорелые, покрытые царапинами и ссадинами руки, и узоры на запястьях сродни тем, что на черном лице Проклятого.

— Зачем я вам? — прошептала Айрис.

По коже прошелся холодок. Сама того не осознавая, она произносила незнакомые прежде слова, и они внезапно обретали смысл.

Она, прости Двуединый, говорила на языке Проклятых. Но… откуда? Почему? Нет ответа…

Орнаменты, странно вплавленные в черную кожу, мягко засветились.

— Еще рано, ты не готова узнать. Если выживешь, мы тебе расскажем.

— А вы… кто?

Глупый вопрос. Она ведь и так знает кто. Патер Сколт очень любил рассказывать, что в начале времен это было племя, блуждающее по миру и отринувшее Двуединого, за что он их проклял и принудил жить только под сенью лесов, не показываясь возлюбленным чадам его.

Зрачки в глазах Проклятого, и без того узкие, вытянулись в ниточки.

— Любопытная девочка, — пробормотал он, и Айрис, к собственному ужасу и одновременно восторгу, осознала, что действительно понимает. Абсолютно все понимает.

— Мы — поддержка, — с улыбкой ответил Проклятый, — но об этом поговорим чуть позже, когда будем уверены в том, что твое тело принимает все изменения.

— Отвяжите меня, — попросила Айрис, — я никуда не убегу. Мне… больно.

— Кто тебе руку сломал? — совершенно спокойно поинтересовался Проклятый.

— Это… муж. — Голос дрогнул, и Айрис поняла, что стремительно краснеет.

Глупо это было. Неподобающе вел себя Рато, а стыдно стало ей.

Впрочем, она наверняка и в самом деле была никудышней, очень плохой женой. Ведь хороших не бьют, хороших, наверное, любят и всячески балуют.

Ее ответ, казалось, изрядно позабавил Проклятого. Его тонкие губы растянулись в усмешке, он покачал головой, все еще пристально рассматривая Айрис. А она так и не поняла, что смешного было в ее ответе. Наконец Проклятый проговорил:

— Хорошо, я тебя развяжу и дам одежду. А потом отведу в твою комнату. Но обещай, что не будешь делать глупостей. Пока не можем гарантировать результат. Вообще ничего не можем гарантировать.

— Обещаю, — незамедлительно прошептала Айрис.

А сама подумала, что найдет любую возможность, чтобы сбежать. Там, в замке, ее ангелок, ее ласковое солнышко. Она сбежит, обязательно, и только ради него.

Проклятый повернулся к ней спиной, что-то нажал на белых коробах, и Айрис почувствовала, что свободна.

Свободна… и совершенно голая.

Снова накатил мучительный стыд — оттого, что лежала тут Двуединый ведает сколько, выставленная напоказ, и что все пялились на ее худое, костлявое тело. Единственное в округе тело, способное родить наследника барону. От мысли о том, что, возможно, к ней прикасались, все внутри заледенело, взялось болезненным комом. Айрис прислушалась к собственным ощущениям и с удивлением отметила, что у нее ничего не болело. Ни-че-го.

Она села. Как выяснилось, до этого она лежала на узком и длинном столе, таком же белом, как и все остальное. Непроизвольно закрыла руками грудь. Посмотрела на руку, которая еще совсем недавно походила на багрово-синюшное бревно. От перелома не осталось и следа.

«Но как? Как можно вылечить перелом за столь короткое время?»

И тут же одернула себя.

Она понятия не имеет, сколько часов или дней вот так провалялась здесь, под присмотром этих нелюдей. И вообще совершенно неясно, что они могли с ней проделывать…

На колени плюхнулся прямоугольный плоский блинчик, светло-серый.

— Одевайся, — сказал Проклятый.

Айрис непонимающе уставилась на блинчик, затем на мужчину. И как, спрашивается, она должна это надеть?

Черное лицо дрогнуло в раздражении. Он сам взял то, что называл одеждой, резко дернул в разные стороны — что-то хрустнуло, как будто тыкву раздавили. И встряхнул, разворачивая на весу, длинную сорочку.

— Все время забываю о том, насколько у вас все примитивно.

Айрис взяла в руки предлагаемую одежду и торопливо нырнула головой в ворот. Голой она чувствовала себя совершенно беззащитной. Сорочка, правда, оказалась такой мягкой и тоненькой, что однозначно обрисовала все контуры тела. Щеки снова налились жаром. Почему нельзя дать нормальную сорочку? Не такую, в какой она чувствовала себя шлюхой.

«Как есть шлюха, — непременно сказала бы матушка, — хороших жен не бьют».

— Следуй за мной. — Проклятый бесцеремонно вклинился в ее мысли.

И они пошли.

Как оказалось, за пределами белой комнаты располагался такой же чистый и белый коридор. Айрис с удивлением посмотрела себе под ноги, похоже, шла она по ковру, которым был выстлан весь пол. По чистому мягкому ковру цвета небеленого льна. Она посмотрела в широкую спину идущего впереди Проклятого. Мелькнула совершенно крамольная и неуместная мысль о том, что, если бы не черная кожа, змеиные глаза и гребень на голове, это был бы самый обычный мужчина. На языке вертелся вопрос о том, за что их проклял Двуединый, и Айрис не удержалась. В конце концов, пока что с ней обращались очень даже сносно, так отчего бы не спросить.

— За что вас проклял господь? — тихонько спросила Айрис.