Мария Вельская - Змеиная Академия. Щит наследника [litres]

Черные волосы заплетены в косы, в волосах мерцает серебряный обруч в виде свернувшейся кольцом змеи, держащей в пасти сияющий золотом камень. Единственный в своем роде, магический драгоценный камень араг.

В отличие от блестящих придворных, император, как и наследник, был одет подчеркнуто неброско. Только золотая кайма – императорский цвет, служила украшением одежд. Хотя верховный иршас сейчас был в человеческой ипостаси, он все равно был одного роста с ней в ее змеином обличье. Или даже выше. Мощный, высокий, жесткий, он пугал гораздо сильнее, чем ставший немного привычным наследник. Впрочем – Рин искоса бросила взгляд на замершего дана Нильяра, – сейчас тот, как никогда, походил на своего отца.

И пока она кланялась и представлялась, ее взвешивали и измеряли по одним им известным параметрам.

– Что ж, дана Дейирин Илшиарден Ашаэр, вы действительно очень похожи на своего отца. Больше, чем я смел надеяться.

Что? Он знает? Он все знает? Ало-золотые глаза высшего иршаса насмешливо блеснули. Меж губ мелькнул раздвоенный язык, лениво скользнув по острым клыкам. Похоже, император знал даже больше, чем все.

– Раз сам древний бог справедливости решил вмешаться, послав нам свою жрицу, то кто я такой, чтобы ему мешать. – Ни враждебности, ни насмешки во взгляде змея больше не было, только капелька иронии, словно он смеялся над самим собой. – Вы взяли на себя ответственность за чужую жизнь и душу, дана Ашаэр. Я доверяю суждениям моего сына и надеюсь, вы сознаете цену ошибки и не переоцениваете свои силы. Идите, – властный кивок.

Так указать на ее место еще надо уметь. Если ничего не выйдет, лучше ей будет остаться здесь с Киораном, чтобы не позорить ни себя, ни отца. Но страха больше не было, в крови рождалось возбуждение, азарт, ожидание, смешанное с холодным расчетливым интересом к собственным силам. И желание спасти во что бы то ни стало.

Громкий хлопок в ладоши.

– Своей волей и правом я, Шелларион, глава клана Льяшэсс, император Льяш-Таэ, объявляю, что преступник Киоран не подвластен более мирскому суду, и передаю его своей властью жрице справедливости. Свое последнее слово в этом деле и приговор огласит новый Судья.

Возмущенные крики и недовольный шепот были оборваны резким свистом, от которого все недовольные замерли, чуть не падая ниц.

– Я, меч справедливости, принимаю слово моего императора и клянусь исполнить свой долг честно и беспристрастно. Пусть сила Судьи и воля господина моего тана Ши вынесут истинно справедливый приговор осужденному Киорану.

Наверное, того, что произошло потом, не ожидал никто, даже сам император. А ведь стоило, стоило хотя бы задуматься о том, что это возможно. Что он не откажется от такого повода, от прямого приглашения.

Стало холодно – невыносимо, будто окунули с головой в ледяную воду. Черные жгуты силы вырвались из тела, жаля своими шипами, сжимая голову раскаленным обручем. Миг – и боль присмирела, сила подчинилась, ложась тяжелой, но привычной ношей на плечи. На голову легла чужая ладонь, щеку обдало дыханием.

– Здравствуй, маленькая моя жрица. Ты позвала меня, и я пришел.

Тьма окутала ложу и помост, стелясь пушистым туманом, обнимая и лаская. В ней было не страшно и не больно – то же ощущение соприкосновения с чем-то родным, что и у алтаря в храме богов.

– Выноси свой приговор, мой меч. Я обещаю, что он будет справедливым.

Темный бог прятался во тьме, в тенях, растворялся, не принимая человеческих очертаний. Последнее обещание заставило сердце предательски заныть, уж слишком угрожающе оно прозвучало.

Потоки божественного влияния резко усилились – видимо, другим богам такое вмешательство изгнанника пришлось не по вкусу, но пока тан Ши не подал и виду, что ему тяжело. Только покрывало тьмы стало еще плотнее, словно отсекая помост от остального мира.

Шаг вперед, еще шаг. Не сила управляет ею, а она своей силой, своим даром, своим вечным проклятием. Она выдержит, выживет, сможет. Рин прикрыла глаза, выдыхая, и позвала, как учил отец. Вот они, стебли ее черных роз. Прекрасные, ядовитые, опасные цветы. «Вы мои», – легкое прикосновение. Боль не имеет значения. Она раскрывается полнее, позволяя дару полностью завладеть телом и разумом, задавая ему цель. Ты ранишь, но не со зла, с тобой нельзя быть слабым. Погладить, как строптивого кота. Вот твоя пища. Вот твое предназначение. Сосредоточиться, ступая на грань между трансом и явью – и направить извивающиеся нити в сторону скованного друга. Прости, Кио, это очень больно, но твоя жизнь дороже.

Ближе, еще ближе. Как же тяжело дышать, как царапают руки в кровь эти шипы, пусть даже они не видны в реальности! Киоран распахнул рот в беззвучном крике, его глаза закатились, голова безвольно откинулась назад.

Твоя боль – моя боль. Она чувствовала всего его – его эмоции, ощущения, обрывки мыслей и образов. Она читала его – всю его жизнь, стараясь не пропускать это через себя. Рин не знала, сколько это длилось, потеряв ощущение времени. Для нее – вечность, но, как потом сказал наследник, прошло от силы десяток рий.

Все закончилось вдруг, внезапно. На губах ощущался привкус крови, ноги подгибались, но она должна… Нет, пожалуйста, этот приговор слишком суров, он невиновен!

– Не противься. Справедливость не значит жалость, я уже говорил. Если попробуешь все переиграть, сгоришь и его уничтожишь. Это не игрушки, жрица.

Жалящие уколы – первое предупреждение.

Представь, сколько приговоров – не оправдательных приговоров вынес отец… Рин прикрыла глаза, выравнивая дыхание. Слова сорвались с губ сами, почти против воли, но как бы ни было больно, она понимала – это действительно справедливо. И какая-то часть души – часть, готовая к этой судьбе и этому служению – была с этим согласна.

– Киоран… иршас, лишенный имени и рода. Ты всей душой жаждал справедливости. Ты хотел правосудия, что ж, оно будет тебе даровано. – Собственный голос показался чужим – более грубым, низким, глубоким и абсолютно лишенным эмоций.

Она уже видела, как выносил приговоры отец. В этот момент карри Илшиарден напоминал замершую статую, карающую руку, неотвратимое и неколебимое возмездие. Лицо, застывшее маской, будто обесцветившийся голос, глаза, похожие на две черные воронки, и ощущение дикого, ледяного ужаса, хлещущего во все стороны от фигуры Верховного Судьи и Палача. Неужели она сейчас такая же?

– Ты предал свое государство и своего императора. – Зачем она это говорит? И она ли – или проклятый дар? Даже зубы не стиснешь… – Ты лгал, убивал, крал, доносил, выдавал секреты… Но делал ты все это не по своей воле. Проклятие подчинения, сделанное на крови, не оставило тебе ни одного шанса рассказать правду или подать знак о происходящем. Как давно оно на тебе?