Мика Ртуть - Зови меня Смерть [СИ]

Шуалейда снова помахала рукой толпе и перевела взгляд на помост, возведенный между двумя храмами. Несмотря на устилающий его синий бархат и золотой символ Двуединства, сияющий над креслами для почетных гостей, помост напоминал эшафот. И Шу невольно искала спрятанные в нем колбы — на сей раз для ее крови и ее дара. Ведь Люкресу не нужно от нее ничего больше. Только сила. Ему даже на ее отречение от прав на Валанту плевать. Он так и сказал сегодня, мол, это даже хорошо, что ты не унаследуешь Валанту, меньше мороки.

Валанта — и морока! Боги, какая же гнусная мерзость досталась Шуалейде в мужья!

— Слава! Слава! — продолжала надрываться толпа, глядя, как спешиваются Шуалейда и Люкрес, как поднимаются по застеленным синим бархатом ступеням.

— Если твой отец собирался меня оскорбить пренебрежением к императорским цветам, ему это не удалось, — едва слышно хмыкнул Люкрес. — И не удастся. Я не откажусь от тебя, моя прелесть. Ни за что.

— Не лопни от самодовольства, недоносок, — буркнула Шу, приседая перед отцом в почтительном реверансе.

Его величество Тодор, обряженный в парадную мантию, с земляничной короной на голове, величественно кивнул и встал. Поднял руку, призывая народ к тишине.

По идее, в этот момент на площадь должен был упасть полог тишины. Если бы полпред Конвента был на месте, а не пренебрегал своими обязанностями. Но темного шера Бастерхази никто не видел со вчерашнего дня, когда он забрал умирающего Дайма. Куда — неизвестно. Что он с Даймом сделал — тоже. Шу могла лишь надеяться, что Бастерхази не сошел с ума окончательно. И что его любовь к Дайму была настоящей, а не еще одной ложью ради могущества.

Но темного шера не было, и тишину пришлось обеспечивать сразу нескольким шерам — канцлеру Сальепусу, трем шерам третьей категории из валантской аристократии, одному — из свиты Люкреса. Могла бы и Шуалейда, но не хотела. И просить ее никто не стал. Да и толку-то, со вчерашнего дня она ни с кем не разговаривала. Как сбежала к себе и заперлась в башне Заката, так и вышла лишь сегодня на собственное бракосочетание. Ну, если не считать короткого, всего в пару фраз, разговора с Энрике. Который сводился к двум вопросам: может ли Энрике как-то помочь Дайму? Нет? Жаль. А помешать свадьбе или подсказать что-нибудь Шуалейде? Нет? Нет, она не сердится. Энрике не за что просить прощения. Она сама дура и сама во всем виновата. Была бы умнее — иначе бы формулировала клятвы. Всего-то следовало пообещать выйти замуж за Люкреса не когда тот освободит Дайма от оков и обвинений, а когда Дайм будет свободен совсем. От клятв, печати верности, воли императора и чего угодно. И то, что она не догадывалась о власти Люкреса над Даймом — не оправдание.

Она ошиблась и заплатит за свои ошибки. А потом придумает, как освободить Дайма и отомстить обоим упырям, Люкресу и Бастерхази.

Обдумывая планы мести, она пропустила мимо ушей речь отца. Длинную, прочувствованную речь о единстве империи и прочая, прочая. Речь Люкреса, коротко пообещавшего народу Валанты мир и процветание под покровительством Брайнонов — тоже. Слишком ярко светило солнце, слишком весело щебетали птички, чтобы слушать всякую чушь.

— …прими в дар обручальный браслет моей пра-прабабушки, супруги Роланда Святого, — пробилось к ней сквозь птичий щебет.

Опустив взгляд на открытую шкатулку, поданную Люкресом, Шу едва не зажмурилась от солнечного сияния. Полуденные лучи отразились от крупных, как орехи, бриллиантов, ослепили, выбили из глаз слезы.

Слишком ярко. Фальшиво. Опасно. Кажется, именно об этом артефакте предупреждал Дайм. А Люкрес ловок. Преподнес артефакт так, что без скандала не откажешься. Но она не и будет отказываться. Зачем?

— Благодарю, мой принц, — светло улыбнулась Шу и протянула левую руку, чтобы Люкрес сам надел ей артефакт.

Торжествующий блеск его глаз Шу проигнорировала. И его приказ: «Ты будешь любить меня больше жизни, Шуалейда Суардис!» — тоже. Все ее внимание было сосредоточено на артефакте, призванном подавить ее волю и сделать послушной куклой.

Второй раз за два дня. Сначала Бастерхази, теперь Брайнон. Интересно, будет ли третий раз? Кто? Когда?

Щелчок застежки прозвучал… всего лишь как щелчок застежки. А спрятанные в браслете потоки — тончайшего кружевного плетения, завораживающе прекрасные в своем злом совершенстве — развернулись, окутали Шуалейду невесомым огненно-лиловым покрывалом…

— Какая прелесть, — улыбнулась Шу, подняв взгляд на Люкреса. — Обязательно расскажешь мне, мой принц, как Саламандра делала этот артефакт. Чрезвычайно интересная структура. Даже жаль портить.

Все с той же светлой улыбкой Шу сдернула с себя кружевной морок, и он рассыпался тысячами искр, ослепительно ярких даже в свете полуденного южного солнца. Толпа выдохнула: какая красивая церемония! Как прекрасна наша принцесса! Двуединые благословили Валанту!

— Тебе идет, моя возлюбленная невеста, — не то разочарованно, не то восторженно сказал Люкрес и обернулся к двум братьям-настоятелям, Халлиру Белому и Риллаху Черному. — Начинайте, мы готовы сочетаться браком.

— Мы готовы, — подтвердила Шуалейда, собрав в кулак всю свою волю: нельзя позорно разрыдаться прямо здесь. Это не спасет ее от брака, но испортит людям праздник.

Следующие несколько минут, пока Халлир Белый задавал традиционные вопросы, а Люкрес и Шуалейда давали традиционные ответы, прошли как во сне. Дурном и кошмарном сне — под щебет птиц и благоухание каштанов.

— …почему эти шеры не могут вступить в брак, говорите сейчас или не говорите никогда, — прозвучало над площадью Близнецов.

На мгновение все замерли — вот сейчас, через пару мгновений, свершится таинство брака, Двуединые благословят союз любящих сердец…

Грохот копыт и крик: «Дорогу, именем императора!» — раздался над площадью Близнецов, словно грозовой раскат.

— Заканчивайте, светлый отец, — потребовал Люкрес. — Заканчивайте сейчас же!

Халлир Белый покачал головой, позволив себе едва заметную улыбку. А за его спиной Риллах Черный подмигнул Шуалейде. Подмигнул? Риллах Черный?!

А толпа на площади тем временем расступилась, пропуская кавалькаду всадников в черных плащах… то есть в черных — все, кроме первого. Его плащ развевался, словно драконьи крылья с огненным подбоем, и вокруг него стелилась тьма, плотная, острая, рассекающая время и пространство.

— Именем императора и Конвента, дорогу, — разнесся над площадью голос, похожий на гул пламени.

И тут же на ступени перед помостом спрыгнули четверо: темный шер Бастерхази и еще трое… гвардейцев? Но явно не шеров — стихийной ауры не было ни у одного из них. Длинные черные плащи, глубокие капюшоны, запах болота и тления… умертвия? Злые боги, кого привел Бастерхази и что он собирается делать?!