Марина Ли - Контракт на мужа

Природа наделила меня волосами красивого каштанового цвета, на самом деле красивого, никакой ложной скромности. Вот только в комплекте с поразительным цветом (который в зависимости от освещения и поры года менялся от насыщено рыжего до почти чёрного) шла непокорная, как нрав дикого буйвола, структура и внушительное количество. Косы у меня были густые — на трёх модниц бы хватило, а природная завивка со спины делала меня похожей на одну из представительниц темнокожего населения нашей планеты.

«Якобы круглой планеты», — ехидно напомнило подсознание, и я исподтишка глянула на Элара. Не хватало, чтобы мужчина заметил мои манипуляции с внешностью. Ещё подумает, что я для него прихорашиваюсь.

И хотя именно для него я и прихорашивалась, всё равно обрадовалась, обнаружив, что куратор не смотрит на меня с насмешкой, а изучает корешки книг. И я решила, что не прочь заняться тем же. Вскочила с шезлонга (ЛЕКТУСА!) и, подойдя к ближайшему стеллажу взяла первый попавшийся том — хотелось поскорее убедиться, что нет никакого местного атлантийского языка, что Элар всё придумал, преследуя какие-то свои тайные цели, но уже первая страница заставила меня признать собственную неправоту.

Тут на Кузмича с Михалычем не спишешь. Тут самая натуральная амнезия. Да-да, именно она, ибо я не знала, как иначе обозвать явление, когда ты знаешь что-то, а откуда ты это знаешь — не имеешь ни малейшего понятия. В инязе нас чему только не учили! Помимо профильных языков, латынь, греческий, старославянский, Ольга Кривошей даже египетские иероглифы учила, факультативно, а вот я отказалась. И от египетских, и от японских. А всё потому, что руки у меня не из того места, из которого надо, растут, а из прямо противоположного, я и алфавитом-то так пишу, что непосвящённый человек меня сразу в медицинском образовании подозревать начинает. Страшно подумать, что случится, если я начну вместо букв малевать символы, чёрточки и кружочки…

— О! Смотрю, с письменностью у тебя всё отлично, — раздался над моим плечом голос Элара, и я от удивления едва не выронила книгу. — Как я и говорил.

Я мрачно посмотрела на него, раздумывая, как бы поязвительнее ответить и заодно перестать таять от этих невозможных ямочек на щеках. Уверена, мужчина прекрасно знает, как они действуют на слабый пол, и использует их вместо секретного оружия. Очень действенного, если судить по мне. Ибо раньше меня так от мужиков не вело…

— Кстати, ты эту книжку выбрала с какими-то далеко идущими целями или просто самообразовываешься?

Опустив глаза к открытой странице, я медленно (иероглифы хоть и казались знакомыми, но всё равно воспринимались словно чужой язык) прочитала, зачем-то вслух:

— «В любви есть восемь искусств — объятия, поцелуи, царапанье, укусы, способы возлежания, звуки, подражание мужчине и соитие в рот». Ох…

Захлопнула фолиант и глянула на обложку. Ватсьяяна Малланага «Камасутра». Хорошо хоть на картинках не открыла.

— Хочешь сказать, что этот автор принадлежит вашему миру? — прокашлявшись и старательно пряча от Элара смущённый взгляд, спросила я.

— Так он тебе знаком? — Даже глухой услышал бы в мужском голосе удивление и неприкрытый интерес. Я вздохнула и без охоты призналась:

— Так или иначе о нём слышал любой образованный житель нашего якобы круглого мира. Но ты не ответил на мой вопрос. Хочешь сказать, что он тоже из ваших?

— Нет. — Я поставила книгу на полку и нашла в себе силы заглянуть Элару в глаза. Невозможно насмешливые. — Но мы любим и ценим красивые вещи. Физическая любовь между мужчиной и женщиной — это красиво. Книга о чувственной сфере и любовном соединении — восхитительна. Конечно же, мы не отказали себе в удовольствии и перевели её на свой язык. Разве это плохо?

— Я этого не говорила, — ответила я, недоумевая, почему, почему из всех возможных книжек я именно эту в руки взяла. — Так ты нашёл то, что искал?

— Ты про классификацию миров? — Элар вальяжно обнял меня за талию и ткнулся носом в мой висок, шумно вздохнув при этом. — Да ну её. Давай лучше о «Камасутре» поговорим. Этот философский трактат, на мой взгляд, гораздо интереснее.

Снова ох.

Одни испытания сегодня на долю моего духа и силы воли. Ситуация хуже некуда! Бро в больнице, я понятия не имею, как там она и малыши, но при этом не о ней переживаю, а о том, что на мне майка старая и трусы с лифчиком от разных комплектов!

Увернувшись от крепких рук, я выхватила из загребущих лап куратора книжку и с решительным видом устроилась на лектусе. А этот мерзавец, вместо того, чтобы воспользоваться вторым, опустился рядом со мной — непозволительно, головокружительно близко — и, тихонько посмеиваясь, произнёс:

— Значит, в другой раз.

Вполне допускаю такое развитие событий. После того, как Бро поправится, и нам популярно объяснят, что тут происходит, как мы здесь очутились, ну и, по меткому выражению Бро, какого хрена.

Какого хрена я не расспросила о том, что представляет из себя должность (или всё-таки титул?) дюк, и что, собственно, курирует этот куратор? Он, если мне не изменяет память, что-то о каком-то Камне вещал.

До того, как Бро стало плохо.

Игнорируя тепло, исходящее от мужского тела — от непозволительно близкого мужского тела! — я какое-то время пыталась вчитаться в предисловие, в котором автор занудно вещал о бесконечности каждого из существующих миров и об ошибочных попытках философов и исследователей заключить его в рамки, ограниченные как формой, так и содержанием. По мнению учёного, раз и первое, и второе находится в постоянном движении, думать о таких вещах совершенно бессмысленно.

А потом поняла, что всё это бессмысленно, что не могу я читать эту книжку, какой1 бы полезной она не была, когда в голове сумбур, а все мысли совершенно о другом.

— Элар?

— Да, Вель? — Он наклонился вперёд, обдавая тёплым дыханием волоски на моём затылке. — Возникли вопросы?

— Один, — прокашлявшись и поворачиваясь лицом к мужчине, призналась я. — А вы мобильную связь, совершенно случайно, не считаете тоже чем-то невозможно прекрасным?

— Что? — Элар посмотрел на меня с таким выражением лица, словно я предложила ему совершить что-то из ряда вон выходящее. Отобрать конфетку у младенца, убить котёнка, съесть на обед печень Венеры Милосской, которая осталась за стойкой администрации.

— Понимаешь, вот это всё, конечно, очень интересно. — Я потрясла совершенно неуместной сейчас «Классификацией». — И я обязательно прочту обо всём. Когда-нибудь потом. Но прямо сейчас я только о сестре могу думать. О том, как мы попали сюда и почему — тоже, но о Брошке всё-таки больше. И вот мне представилось, если этот… Йонас… — Я слегка запнулась, впервые произнося имя темнокожего лекаря. — Если он захочет с нами срочно связаться, то…