Делия Росси - Сиделка

В последний момент я решила заменить слово «сиделка», подумав, что так будет лучше.

— Помощница? — переспросил Горн, и лицо его скривилось в болезненной гримасе. — Какого реса? Мне никто не нужен.

Он попытался подняться, но тело не слушалось, и из затеи больного ничего не вышло.

Я незаметно усмехнулась. Уверена, с этим пациентом еще придется повоевать. Такие, как он, с трудом принимают собственную слабость и терпеть не могут, когда с ними начинают носиться.

— Дерек, ты же понимаешь, — принялся уговаривать друга Каллеман. — Кто-то должен за тобой присматривать, пока ты…

— Убирайся! — рыкнул больной. Тьма заволновалась, то пропадая, то усиливаясь. — И помощницу свою забери!

Он устало откинулся на подушки и застонал от боли.

Каллеман удрученно покачал головой.

— Дерек…

— Вон!

Тяжелый подсвечник пролетел всего в паре дюймов от головы мага, заставив того отшатнуться.

— Выйдите, — тихо сказала я Каллеману. — Мне нужно поговорить с лордом Горном наедине.

— Уверена? — маг вскинул на меня вопросительный взгляд. В его глазах мелькнуло опасение.

— Да.

Каллеман с сомнением посмотрел на друга.

— Идите, — чуть слышно повторила я.

Маг покачал головой, но послушался и вышел из спальни.

— Должна сказать, милорд, — я встала так, чтобы больной не смог до меня дотянуться, — что без должного ухода уже очень скоро ваши раны загноятся, и вы будете испытывать боль, и близко несоизмеримую с той, что чувствуете сейчас.

Лорд Горн едва заметно поморщился, но промолчал. На его лбу выступили капельки пота. Тьма исчезла.

— Я понимаю, что вам не нравится чувствовать себя беспомощным, но…

— Понимаешь? — перебил меня раненый. — К ресу твое понимание! Мне никто не нужен! Иди отсюда!

Он пошарил рукой по постели, пытаясь отыскать что-то, чем мог бы в меня запустить, но арсенал метательных предметов, к счастью, уже успел закончиться, и Горну ничего не оставалось, как смириться с моим присутствием.

— Я не уйду, милорд, можете даже не стараться, — твердо ответила я, а потом наклонилась, разглядывая сбившиеся повязки.

Дело было плохо. Одна нога покраснела и сильно распухла, из-под бинтов проступали буро-желтые пятна гноя. Вторая выглядела не лучше, разве что ран на ней было меньше. На груди виднелись два воспаленных шрама, а на шее — длинный, глубокий порез, стянутый редкими швами.

— Пошла вон! — дернулся раненый. — Чтобы духу твоего здесь не было!

Ага. Так я и послушалась! Если я сейчас уйду, к утру у него, скорее всего, начнется горячка. А там и до надгробного памятника недалеко.

Я обвела комнату взглядом, увидела стоящий на подоконнике бокал и удовлетворенно кивнула. То, что нужно. Стеклянный бокал был наполовину полон.

Достав из сумки касильскую настойку, я капнула десять капель в воду и неслышно подошла к больному.

— Милорд.

— Ты еще здесь? — рявкнул тот и грубо выругался.

А я, не мешкая, влила ему в рот разведенное лекарство.

— Ты! — от неожиданности проглотив микстуру, взбешенно просипел больной, но губы облизал с видимым облегчением. Видно, графа давно мучила жажда. — Как ты посмела? Я тебя…

В этот момент голова его свесилась с подушки, и он затих.

— Ну вот, — удовлетворенно кивнула я. — Как говорится, через «не хочу» к выздоровлению.

Времени у меня было немного. Кто знает, как надолго хватит действия настойки? Обычно я могла с точностью до минуты предсказать, когда пациент очнется, но этот случай был слишком тяжелым, и сложно было делать какие-либо прогнозы.

Не медля больше ни секунды, я тщательно протерла руки обеззараживающей настойкой и принялась за перевязку. Работа была привычной — снять старые бинты, промыть раны, подсушить их, оросить раствором апеса, обработать края, заложить в полость вытяжку из крапеня и перевязать. Со второй ногой мне пришлось повозиться. Там понадобилось ставить дренажи и откачивать гной.

Время шло, гора грязных, окровавленных бинтов и салфеток росла, а раненый лежал, не шевелясь и не подавая признаков жизни. Я закончила почти со всеми его ранениями, оставалось только лицо.

Кинув взгляд на наручные часы, я едва слышно выругалась. Действия настойки надолго не хватит, нужно было поторапливаться. Понять бы еще, что не так? От ран ощутимо веяло холодом, и это было явным признаком того, что в них попала какая-то магическая дрянь.

Я наклонилась над графом, чтобы удобнее было срезать повязку, но в этот момент крепкая рука ухватила меня за шею и сжала, лишая воздуха.

— Отпустите! — придушенно прошептала я.

— Тебе не удастся меня добить, ресово отродье! — рявкнул Горн. — Говори, кто тебя послал?

Хватка у мужчины, несмотря на все его раны, оказалась сильной.

— Я всего лишь сиделка, милорд, — с трудом пробормотала я в ответ. — Меня привел к вам лорд Каллеман.

— Сиделка?

В голосе Горна послышалось недоумение. М-да… Похоже, мужчина еще не отошел от действия настойки. Но каков? Силен. И не скажешь, что при смерти.

Горн разжал руки и откинулся на подушки.

— Я промыла и перевязала ваши раны, — потирая шею, отчиталась я о проделанной работе. — Осталось сменить повязку на лице, и вы сможете отдохнуть.

Больной напряженно, сквозь зубы выдохнул, но ничего не сказал.

— Нужно будет совсем немного потерпеть. Я постараюсь сделать все быстро.

Я говорила ровно и спокойно, стараясь не нарушить хрупкое «перемирие».

— Что за дрянью ты меня опоила? — глухо спросил раненый.

— Это не дрянь, а касильская настойка, милорд.

Горн ничего не ответил. Он плотно сжал губы, чтобы не застонать, когда я снимала последний слой бинтов. Повязка присохла, и мне пришлось ее отмачивать.

— Что там? — не выдержав, через силу спросил он.

— Не так страшно, как можно было ожидать, — уверенно ответила я.

Нет, вид воспаленных, заплывших гноем век не внушал оптимизма, но говорить об этом больному мне не хотелось.

— Не ври! — повысил голос мужчина.

— Даже не собиралась, — фыркнула я в ответ и тут же мысленно выругалась. Рес! Нужно быть осторожнее. Не стоит забывать об уважении к высшим. Это сейчас Горн не обращает внимания на мой тон, а вот потом…

Впрочем, с чинопочитанием у меня давние проблемы. Где-то глубоко внутри сидит с детства вбитое убеждение, что все люди равны, и я ничего не могу с собой поделать. Нет, у меня хватает ума не высказывать свои мысли вслух, но иногда я забываюсь и веду себя слишком вольно с точки зрения нанимателей.

— Почему я не могу открыть глаза? — недовольно спросил Горн.

Чувствовалось, что он задал этот вопрос через силу. М-да, батенька, да вы тот еще гордец! Не терпите слабость и не любите признавать собственную беспомощность. Но ведь вам страшно. Страшно остаться слепым калекой. Страшно зависеть от других людей. Страшно потерять свою привычную жизнь… Страшно умереть.