Лора Вайс - Чертова ведьма

Быстренько смыв с себя все следы полового преступления, заканчиваем с водными процедурами. Я подхватываю Кейну на руки, уж больно мне нравится ее ощущать, и несу в кровать — в мою кровать, где мы будем спать до самого утра. И с этого момента так будет всегда.

— Я не верю, — мотает головой рыжая-бесстыжая, когда ложится мне на руку, обнимает.

— Поверь, Кейна, теперь мы вместе, — а хвост обвивает ее ногу, — это чтобы ты не упала с кровати, а то мало ли.

Но она и не против.

Кейна

Если бы я умела летать, я бы непременно оседлала метлу и поднялась высоко в небо, как раз туда, где сейчас парит моя душа. И виной тому этот несносный черт, который спит мертвым сном, а за ногу продолжает держать крепко. Видимо, его хвост всегда начеку.

Смотрю на Адама и все еще не верю, что мы с ним были близки. Но повторения хочется, и очень. Вот прямо сейчас, пока все спят, пока солнце не взошло. Тогда касаюсь его хвоста, отчего тот напрягается, шерсть на нем встает дыбом, а следом встает дыбом и кое-что другое. Какая интересная взаимосвязь! Подергай одно — и встанет другое.

Уже через пару секунд я лежу спиной к Герону, а его хвост ласкает меня между ног. Зато Адам продолжает сладко дрыхнуть. Нет, ну каков лентяй!

— Не желаешь присоединиться? — толкаю его локтем в грудь.

— Так я уже, — пододвигается поближе.

Настойчивая ласка доводит до исступления слишком быстро. И как же приятно осознавать, что моя фригидность имела место быть только потому, что у меня черта не было. Тогда в мгновение ока оказываюсь на нем верхом. Хочу его обласкать с ног до головы, хочу всего зацеловать. Однако я снова недооцениваю хвост, который обвивает меня за шею и слегка оттягивает назад, чтобы его хозяин мог сесть и преспокойно целовать меня сам.

— Главный тут я, — касается он губами всего, до чего дотягивается.

— Так уверен, — хватаю за кончик этого удава и провожу языком чуть выше метелки, отчего Адам зажмуривается, а главное, теряет контроль.

Правда, ненадолго. И видимо, я сделала что-то такое, за что сейчас буду расплачиваться своим несчастным телом.

— Сама напросилась, — заваливает меня на спину и начинает целовать с таким напором, что я готова кричать «сдаюсь», но увы, рот занят. В общем, остается лежать и получать удовольствие.

Вдруг Адам останавливается, прекращает терзать мои губы:

— Я люблю тебя, — и осторожно входит, наполняет собой до отказа. — Люблю и хочу, чтобы ты мне верила.

Но ответить мне ему нечего. С признанием торопиться не стоит, а доверие… Доверию нужна почва в виде поступков. И да, черт меня побери, Адам глубоко въелся в душу, он мне нужен, с ним я начала мечтать о чем-то большем, чем просто стабильная работа и достойная зарплата. С ним я снова увидела в себе женщину. Вот прямо сейчас вижу эту женщину в отражении его карих глаз. И вижу, как сильно он меня хочет, чувствую это. Однако спешить боюсь. Боюсь спугнуть то, что зародилось между нами минувшей ночью.

— Обещаю, что очень постараюсь… довериться, — касаюсь пальцами его губ.

Страсть тем временем уступает место медленным и чувственным движениям, которые ощущаются настолько ярко и полно, что мое сознание, мое тело, моя душа — все подчиняется этому мужчине.

Удовольствие накрывает ожидаемо скоро, но мучает нас долго, после чего мы, крепко обнявшись, проваливаемся в сон.

Однако пробуждение наступает неожиданно. А причиной тому становятся жуткие визги и грохот, что доносятся снизу. Адам подскакивает, едва успевает натянуть на себя штаны, буквально втискивается в них на бегу, а я натягиваю на себя его огромную футболку, свои пижамные штаны и выбегаю следом. Но в гостиной нас, запыхавшихся и одичавших от испуга, ждет забавная картина. Риша в простыне изображает призрака, а Отис с Настей носятся от нее как маленькие слонята, сшибая все на своем пути.

— Мама! — вскрикивает мой рыжий слоненок и подлетает обниматься, сразу за ней подбегает Отис.

— А мы тут привидение ловим!

— Ничего подобного! — возмущается Савьерри, так и не сняв с себя простыню. — Это я вас ловлю!

На что Адам как-то нервно дергается и очень осторожно опускается на диван. Бедный, бедный зловредный комиссар, он аж побледнел.

— Слушайте, призраки дома на холме, давайте вдарим по завтраку. Риша, за мной, — киваю в сторону кухни, а ты, — перевожу взгляд на Адама, — а ты просто посиди тут, переведи дух.

— Нам бы еще обсудить все, что произошло, — наконец-то выходит он из ступора.

— Обсудим, обязательно. Но только после завтрака. — Честно говоря, даже вспоминать не хочется о прошедшей ночи. Хоть и придется.

Мы с Ришей удивительно быстро справляемся. Она хозяйка просто отличная, даже к магии ни разу не обратилась, все сама.

— Любишь готовить? — подаю ей тарелки с омлетом.

— Обожаю, — расставляет их на столе, причем в строго определенной последовательности, и поправляет приборы, чтобы каждый лежал ровно относительно соседнего. — А еще я немного педантична, из-за чего не терплю бардак. До тебя в доме Адама творился настоящий хаос. Я когда пришла травить грибок, мой внутренний перфекционист страдал и плакал. Зато посмотри, как здесь теперь. Не думала, что Адам на такое способен. Вот что с чертями любовь делает.

— И не только с чертями.

— Да уж, — неожиданно смурнеет Риша.

— Почему ты не хочешь поговорить с Геделем? Объясниться с ним по-человечески. Мужик с ума по тебе сходит. Тот вечер в парке стал очень показательным.

— Не хочу. Он опьянен страстью, и причина оной в моих способностях. Арон некромант науки, любит учиться, познавать новое, экспериментировать. И когда он ощутил мою силу, ему снесло крышу. Так что здесь нет искренних чувств, есть лишь временные сильные эмоции, которые я обязана свести на нет. Мне большого труда стоило обрести гармонию с собой и окружающим миром, посему нырять снова в пучину разрушительной страсти не имею никакого желания.

— Может, все совсем не так. Может, он искренен.

— Такая вероятность тоже есть, только проверять как-то не хочется. Поддаться искушению легко, а вот обратно вернуться бывает слишком сложно. Я это уже проходила. Влюбилась в козла, открылась ему, и куда меня привела любовь? Фактически в тюрьму.

— Вряд ли с Геделем будет то же самое. Он-то не преступник.

— Не преступник, — садится на стул, — он еще хуже. Гедель самовлюбленный честолюбивый сноб, привыкший добиваться своего. Мне с ним всегда будет очень и очень душно. В итоге все закончится разбитыми сердцами, точнее, одним-единственным разбитым сердцем. Моим.

— Понимаю тебя как никто. Но я, к примеру, устала быть одним в ноле воином.

— Возможно, и я когда-нибудь устану, однако пока мне и одной хорошо.

— Неужели тебе не страшно жить на кладбище?